Лёня на ходу сорвал с себя майку, разбежался и бросился в воду. Тотчас приятная свежесть обдала тело. Недавняя обида на дядю забылась. На сердце стало легко, и сам он почувствовал себя лёгким, как вон та пушинка, что рядом опустилась на воду.

Лёня плыл на спинке, скрестив на груди сильные, почти мужские руки. Над ним было голубое небо, нежная голубизна окружала со всех открытых глазу сторон, и постепенно пришло ощущение, что он оторвался от земли, поднялся в небо и парит в нём легкокрылой птицей. Выше, дальше!.. Вот над ним тучка, такая же, как и он, лёгкая, белая. А что, если догнать эту тучку и поплыть рядом с нею? Лёня выбросил вперёд руки, сильно взмахнул ими и… ткнулся головой в мягкий, нагретый солнцем песок. От неожиданности вздрогнул, перевернулся на живот. Он был в неширокой, мелкой бухточке, врезавшейся в зелёный ковёр луга. На берегу стояли Алик и Валерка и покатывались со смеху.

Смущённый, Лёня встал на ноги. Вода не доходила ему до колен. Это ещё пуще рассмешило Гуза, и он выкрикнул:

— Лёнька! Смотри не утони!

Лёня растерянно улыбнулся и вышел на берег.

— Ты всегда плаваешь с закрытыми глазами? — не унимался Валерка.

— Когда как. А ты всегда без причины смеёшься?

— Тоже когда как, — не растерялся Гуз и предложил: — Давайте возьмём одежду и поплывём во-он к тем соснам! А там вылезем на берег и пойдём собирать грибы. После дождя, наверно, боровиков наросло!..

Грибов и в самом деле было много. Сыроежки, лисички, грузди, рыжики и маленькие, с грецкий орех, боровички попадались чуть не на каждом шагу. Вот где пришлось пожалеть, что не во что было класть это богатство! Правда, боровиков они не пропускали.

Боровики можно нанизывать на тонкие лозинки, а этого добра у реки сколько хочешь.

В бору густо пахло смолой. К этому сладковатому запаху примешивался пряный, с горечью аромат лесной крапивы, дикой смородины.

Глянув на солнце, Алик заторопился.

— Ребята! А нам не пора в лагерь?

— Ой! — сморщился Валерка. — Столько боровиков, что оставлять жалко.

— Боровиков и так хватит на два обеда, а в лагере нас, наверно, ждут. Может, Архип Павлович захочет куда-нибудь сходить?

— Не пойдёт он сегодня никуда, — заметил Лёня.

— Ты что, спрашивал у него?

— Он сам сказал.

Не добавив больше ни слова, Лёня отошёл в сторону и снова принялся заглядывать под ёлочки, высматривать боровики. Алик и Валерка переглянулись и, не понимая настроения друга, расспрашивать больше не стали.

Незаметно, переходя от ёлки к ёлке, ребята вышли к мосту через реку и на нём неожиданно увидели Скуратова. Опершись на поручни, Архип Павлович грыз орехи и бросал скорлупки в воду.

— А-а, и вы здесь! — оживился Скуратов, увидав ребят. — Давайте сюда, орехами угощу.

Он дал каждому по горсти орехов, удивился:

— Где это вы столько боровиков нахватали?

— Ой, дядя, сколько их там! — воскликнул Лёня. — Хотите, я покажу?

— Правда, пойдёмте! — загорелся и Валерка.

— Нет-нет, — покачал головой Архип Павлович. — Как-нибудь в другой раз.

В это время из-за крутого поворота реки показалась голубая лодка Казановича, а следом за нею чёрная, щедро просмолённая плоскодонка деда Рыгора.

— Едут! Рыбаки едут! — крикнул Алик и первый пустился бежать по берегу навстречу лодкам.

— Дедушка, поймали?

— А-а, мелочь одна. Живцы, — неохотно ответил дед, направляя лодку к берегу. — На реке клюёт плохо, а на озеро не поехали… Садитесь, подвезу до лагеря. Пора обедать.

Ребята забрались в лодку. Скуратов не захотел, сказал, что пройдётся пешком. Опираясь на ореховый посошок и что-то негромко напевая, он неторопливо зашагал по тропинке, вившейся вдоль берега.

За обедом ели много и с таким аппетитом, что Алик, исполнявший обязанности повара, не успевал разносить добавки. На столе была и рыбацкая уха, и жареные грибы, и колбаса с гречневой кашей. Всё это запили горячим чаем.

— Э-э, сыночки мои! Если так будем стараться, дня через два опустеют наши торбы, — пошутил дед Рыгор.

— Не беда! Базылев перекат недалеко, — отозвался Николай Николаевич. Босиком, в майке и в синих пижамных штанах он уже лежал на траве под берёзой и с наслаждением сосал папиросу.

Дед Рыгор присел между ним и Скуратовым. Ребята, кроме Гуза, который взялся убрать со стола, устроились поодаль под раскидистой ивой. Её гибкие плети-ветви спускались до самой земли, образуя красивый живой шатёр.

На первых порах все молчали. Людей полонила тишина, царившая вокруг. Молчали птицы, в раздавшихся берегах неслышно текла река. Разморённые жарой, дремали в чёрной глубине прожорливые щуки и сомы, затаились между камнями и в траве головли.