За последние дни наш командир похудел и сейчас выглядел намного старше своих лет. Глаза глубоко запали, на лбу прибавилось морщин, а в густой чёрной бороде заискрилась седина.

— Мне нужно с тобой посоветоваться, — сказал он, раскуривая трубку.

В это время послышался зловещий гул моторов, а потом взрыв, от которого содрогнулась земля. Мирон Иванович замолчал. Какое-то время он стоял посреди землянки, широко расставив ноги, словно хотел принять на свои плечи всю тяжесть, если обрушится перекрытие. Потом неторопливо подошёл к узенькому окошку-бойнице.

— Снова!..

Я тоже глянул в окошко. Над пущей кружило звено бомбардировщиков. Самолёты то поднимались в безоблачное небо, то проносились над самыми деревьями.

— Бомбят. — Мирон Иванович попыхал маленькой трубкой, пустил виток сизого дыма. — Вторую неделю без передышки…

— Ничего. Не так просто нас отсюда выкурить…

— А голод? — Мирон Иванович вопросительно глянул мне в глаза, прошёлся по землянке. — Голодом они нас возьмут, друже, и возьмут скоро, если мы не придумаем, как выбраться из этой западни.

Нужно прорываться, пока люди совсем не обессилели и пока ещё есть патроны.

— Ты ведь знаешь, мы так и не нашли слабого места в кольце немцев. Князева гряда давно ими блокирована. Они не жалеют сил, лишь бы задушить нас здесь. Спасение одно — нужно пойти на хитрость.

— На какую хитрость?

— Ну хотя бы, скажем, вот на такую. Пошлём разведчика, чтобы он сдался немцам. А на допросе пусть наврёт, что партизаны готовятся к прорыву, например, в районе Зелёной поляны. Каратели, скорее всего, стянут туда свои главные силы. А мы нанесём удар совсем в другом месте. Ну, чтобы они поверили разведчику, подтянем один отряд к Зелёной поляне, да так, чтобы немцы это заметили.

— Погоди… — Командир задумался. — Идея не новая, но, пожалуй, можно попробовать. Только… кто пойдёт? Это ведь верная смерть.

— Я пойду сам.

— Ну, нет! — возразил Мирон Иванович. — Тебе нельзя. Твоё имя фашистам известно, твои портреты на заборах расклеивали. Ни одному твоему слову они не поверят, даже если бы ты заговорил только под самыми лютыми пытками…

— Товарищ командир, разрешите пойти мне!

Мы в удивлении оглянулись. На пороге стоял Витя. Он решительно глядел на нас своими синими, не по-детски строгими глазами.

— Разрешите пойти мне, — повторил он. — Я знаю, на что иду. Я сделаю всё. Мне они поверят скорее, чем взрослому.

Витя волновался. Я стоял и смотрел на человека, который был в эту минуту и командиром и отцом. Что-то скажет он?

Прислонившись спиной к холодной стене землянки, Мирон Иванович долго думал. Вдруг он оживился, подошёл к столу.

— А Витька верно говорит, — твёрдо произнёс он. — Ему, пацану, скорее поверят, чем любому взрослому.

— Да ты!.. — не выдержал я. — Ты что?..

Но командир не дал мне говорить. Повернувшись к сыну, он приказал:

— Садись и слушай. Штаб немецкого гарнизона — в деревне Заречье. Пойдёшь туда. Постарайся, чтобы тебя взяли по дороге. Если нет — то в деревне. На допросе — только не сразу, слышишь?! — скажешь, что партизаны готовятся к прорыву через Зелёную поляну. Повтори!

Витя повторил.

— Иди. Возьми автомат.

— Есть! — Витя повернулся и, прищёлкнув каблуками, вышел.

— Что ты сделал! — заглянув в глаза Мирону Ивановичу, тихо проговорил я. — Командир молчал. Отвернувшись к окну, он смотрел на верхушки елей. Над лесом всё ещё кружили фашистские бомбардировщики…

…Наверно, никогда лес не был так красив, как в этот предвечерний час. Верхушки деревьев розовели в лучах заходящего солнца. На песчаных буграх дремали низкорослые сосны. Лёгкий туман курился над болотцами. Звонко перекликались птицы.

Витя шёл не торопясь, словно заворожённый этим ликованием природы. Улыбка светилась на его лице. Он улыбался цветам, деревьям, птицам, солнцу, родной земле. Забылась на время война, ушло прочь и то страшное, неизвестное, что ждало его впереди.

Недалеко от окопов мы распрощались. Я лёг в траву, а он пошёл дальше. Мне хотелось догнать его, вернуть. Вдруг послышалось чужое: «Хальт!» Навстречу Вите с автоматами в руках выбежали два солдата, один из них замахнулся прикладом…

…Минуты ожидания кажутся годами. Давно ушёл Витя. Два часа назад двинулся в сторону Зелёной поляны один из партизанских отрядов. А вокруг тихо…

Всё это время Мирон Иванович неподвижно сидел за столом с закрытыми глазами и как будто дремал. Но стоило телефонисту пошевелиться, как он вздрагивал и спрашивал:

— Кто звонит? Зелёная?

— Нет, товарищ командир, это «Верба». И вдруг:

— Товарищ командир, звонят с участка «Сухое болото». Разведка докладывает, что в окопах противника заметно оживление. Похоже, что оттягивают силы…