– Именно поэтому, – все так же негромко сказал Ланц, – мне и хотелось бы знать, что из привычных мне вещей на самом деле не имеет смысла. Что именно из полагаемого мною бесспорным в действительности таковым не является.

– Ты умеешь изгонять бесов? – спросил Курт внезапно и, когда тот не ответил, глубоко кивнул: – Вот именно. Даже самый захолустный свинопас знает, что для этого нужен человек, обладающий особенными заслугами, даром, чем угодно, но всякий встречный монах на это не сгодится. В нашем случае ничто не меняется, Дитрих, все, как всегда. Что святая вода такому чародею? Так, ничто. Вода, и все. Полагаю, все время своей жизни в Хамельне он исправно посещал мессу, крестил свою дочь, венчался с супругой, читал «Credo [135] …» и даже принимал Причастие. А вы мне о святой воде… С чего бы после смерти ему бояться ее более, нежели при жизни?

– Да, – вынужденно согласился Ланц. – Об этом я не подумал. Старею, что ли…

– Просто и ситуация, и объект расследования и впрямь, каких ранее не встречалось, – улыбнулся Курт примирительно. – И напрасно вы оба полагаете, что я разобрал все с ходу – я сам в замешательстве.

– То есть, как нам быть, ты не знаешь?

– Нет, Бруно, не знаю; однако же кое-что доподлинно известно – огонь, как говорил упомянутый сегодня наш с тобою общий знакомый, очищает все. Ignis sacer [136] , господа.

– Откопать полусгнившие кости и сжечь? – покривился тот скептически; Курт качнул головой:

– Нет. Не кости. Кости – ерунда, хотя и их в тот же костер не помешает, но – нам надобна флейта. В первую очередь следует уничтожить ее.

– Деревянная флейта?.. – с сомнением возразил Ланц. – Сгнила еще до твоего рождения. Абориген, это мокрый речной берег, и с тех пор прошло сто лет…

– Сто шесть. Но это неважно. Что-то мне подсказывает, что лежит она в груде сопрелых останков целехонька.

– Твои новые знания? – уточнил Ланц. – И что конкретно они говорят?

– Это не просто флейта, и будь она хоть сшита из осеннего листа, а найдем мы ее нетронутой. Не станем вдаваться в подробности; прошу поверить на слово.

– Дело за малым, – хмыкнул подопечный угрюмо. – Найти могилу, о месте расположения которой знают покойные жители Хамельна, покойный священник и покойная дочка малефика. Как насчет твоих тайных знаний из секретной библиотеки? Некромантия там упоминается?

– А как же, – в тон ему откликнулся Курт. – Как один из самых первостепенных пунктов – при составлении обвинительного акта.

– Шутки шутками, однако ж, Хоффмайер прав, – невесело согласился сослуживец. – Отыскать могилу Крысолова невозможно; свидетелей нет в живых, а наш святой отец оказался недостаточно предусмотрительным и точного места в своих записях не указал. То ли не сообразил, то ли надеялся, что Конгрегация займется этим вскоре, и нам будет у кого спросить…

– Может, поинтересоваться сейчас у отца Юргена, не передается ли в их семействе еще и это – на сей раз устно? – предположил Бруно нерешительно. – Как знать…

– Нет, – вздохнул Ланц, безнадежно отмахнувшись. – Если покойный столь свято блюл данное слово во всем прочем, то не обмолвился и об этом тоже. Отцу Юргену ничего на этот счет не известно, ручаюсь; однако ж, справиться не помешает…

– В нашем распоряжении два варианта действий, – довольно бесцеремонно прервал его Курт. – А именно. Первый вариант – это послать запрос в Кёльн и вызвать сюда нашего эксперта. Минуло, конечно, уже невесть сколько лет, однако же место, где было убито более сотни детей и был заживо закопан человек, обладающий некими способностями, надеюсь, должно подать знак – ну, хоть какой-то, хоть слабый отголосок, нам бы и этого хватило. Голубь осилит путь за считанные часы, и даже если Штойперт также убьет на дорогу сутки, уже послезавтра он будет здесь.

– А второй?

– А второй, Дитрих, это Хельга Крюгер.

– Полагаешь, – вновь язвительно вклинился Бруно, – она, как та флейта, бессмертная?

– Полагаю, – терпеливо ответил Курт, – что уж она-то слова своего столь неуклонно не соблюдала. Разумеется, девчонка в десять лет сообразила, как уже упоминалось, что о своей биографии распространяться не стоит, однако опасливость опасливостью, а человеческая слабость – сама по себе… Человек тайн долго сохранять не может. Всегда тянет поделиться. Девчонка подросла, приобрела подружек, мужа, детей; уж если и не вскоре после тех событий, если не подружкам и не мужу, если даже и не духовнику, то хоть детям, хоть на смертном одре – наверняка проболталась.

– И тем не менее, – возразил подопечный вновь, – как ты себе вообразишь это? «Дети мои, на случай, если возжелаете отрыть косточки вашего сумасшедшего дедушки, то могила его – вот, я вам на карте крестиком отмечу»; глупо. К прочему, святой наш отец не озаботился упомянуть имен тех, на чьем попечении она осталась. Лучше звать эксперта. Это мое мнение, если оно кого-нибудь интересует.

– Забавно, но я согласен с Хоффмайером, – вздохнул Ланц; Курт кивнул:

– Понимаю. Я более склонен к тому же. Однако предлагаю, тем не менее, посетить этот Фогельхайм… Знаешь, где это? Далеко?