Я слышала, как Жаннин неоднократно говорила, оправдываясь, что бывают ночи, когда ею овладевает такой чудовищный голод, что, измучившись сильными спазмами в животе, она вынуждена спускаться на кухню и перехватывать чуток холодного мясца и кусочек сыра, чтобы до утра успокоить разбушевавшийся желудок.

— Голод — он нестерпимее самого мучительного недуга! — восклицала она при этом. — И если затягивать с «лечением», то он только обостриться и…страшно подумать, какие могут быть последствия! А поесть я люблю! И не вижу в этом преступления. Ростбифы ведь не жарятся исключительно ради созерцания их пленительной красоты!

Возможно, и в этот раз она прокралась на кухню и усиленно предалась самолечению, втихаря разделавшись с кусками мяса, за которыми последовал приличный ломоть ее любимого козьего сыра, и, запив все это удовольствие домашним элем, предотвратила тем самым страшные последствия своего чудовищного голода.

И потом, размышляла я, оглядывая рыхлую фигуру, развалившуюся в кресле. Жаннин была не маленькая. Очень даже не маленькая. Конечно, в сравнении с тетей Гризельдой она проигрывала. Толщина ее фигуры была еще далека от совершенства в отличие от тетушкиной, но и с таким недостатком Жаннин казалась весьма грузной особой. Однако нападавший был куда проворнее, умудряясь не только бесшумно двигаться, но и достаточно быстро перемещаться. Правда, мне вспомнилось, граф однажды упоминал, что во времена своей актерской молодости Жаннин танцевала в кордебалете…

Я старалась припомнить все, что хоть немного отпечаталось в памяти о нападавшем. Но как не усердствовала, он так и остался скрытым под покровом тьмы. Единственное, в чем я была уверенна, так это в ненависти, лютой ненависти, владевшей им. Сейчас я ругала себя самыми суровыми словами, что мне не хватило сил или…смелости обернуться и посмотреть ему в лицо. Даже сквозь темень, даже с затуманенным сознанием я бы смогла понять — кто же это! Но нет…нападавший, все тщательно продумал! Тьма, внезапность, снотворное и, конечно же, дикая, всеохватывающая боль от ударов — помогли ему ослабить меня и…остаться неузнанным, когда его кошмарный план не удался.

Почему, он не смог столкнуть меня?! Впрочем, я отнюдь не кроха, а довольно рослая особа. И совсем не принадлежу к тем заморенным девицам, которые надрываются, взяв в руки зонтик, или сгибаются под тяжестью сервировочного чайника. Я всегда с гордостью думала, что устою и выдержу там, где любая из этих девиц шлепнется в обморок и раскиснет. А ведь так и случилось! Я смогла выдержать, смогла противостоять! Противник недооценил меня! И, кроме того, я не раз читала, что, в борьбе за свою жизнь, человек способен выделывать такие трюки, какие не под силу и ярмарочным гимнастам.

Этот некто не выходил у меня из головы. Кто же это? Кто еще кроме Жаннин мог подсыпать в отвар снотворное? Может, я зря пытаюсь найти оправдания для нее? Если же не она, то кто?

Изо всех сил я пыталась сдержать ломившиеся в душу подозрения и страхи. Я отвергала их. Я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость того объяснения, которое неотступно преследовало меня и страшило. Голос разума я слушать отказывалась. А разум приводил очень веский довод: если он женится на тебе, то все равно не будет полновластным владельцем Китчестера, а если ты умрешь, замок целиком перейдет в его руки! Все кричало во мне: посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках. В руках Дамьяна!

И его хлыст…я ведь слышала торопливый шепот Джордана, о том, что там был хлыст. Но как он очутился там? Дамьян никогда не расстается с ним! А что если… что если он не только хотел убить меня, но и отомстить, потешив ненависть, пылавшую в нем, из-за того, что я сама воспользовалась этим хлыстом, спасая Джудит от его домогательств?! Может быть, поэтому нападавший с таким рвением полосовал мне спину!

Мог ли Дамьян пойти на убийство? «Да, мог!» — с внезапной ясностью поняла я, вспомнив холодную жестокость, с какой он расправлялся с препятствиями, вставшими у него на пути. Но как же Джессика, ведь они были вдвоем?! Да, но в его ли спальне? Может быть, они вдвоем и придумали весь этот изощренный план?… Чего действительно хотел Дамьян? Хотел ли он быть единоличным владельцем поместья? И вообще знала ли я Дамьяна?

«Хватит!» — осадила я себя, чуть ли не со злостью. Если продолжать в том же духе, можно надумать таких отвратительных вещей, от которых самой же будет стыдно! Все мои подозрения необоснованны. Пока единственное, что я знала — моя жизнь в опасности. Преследования, шаги, смазанные петли — все это не игра моего воображения. Тот, кто хочет избавиться от меня, действовал без колебаний и вряд ли оставит свои попытки.

От этой мысли мне стало жутко. Я неосознанно сжала заледеневшие пальцы в кулак, и заметила это только, когда ногти больно впились в ладонь.

Жаннин все так же спала. За то время, что я размышляла, она ни разу не пошевелилась и, если бы не сладкое посапывание, можно было подумать, что в кресло усадили восковую куклу мадам Тюссо.

Стараясь не шуметь, я поднялась, скривившись от боли. Лежать больше не могла. Спина нещадно ныла. Да и тело отекло от долгого лежания. На цыпочках пройдя в туалетную комнату, я заметила чашу с водой. За ночь вода стала совсем ледяная. Я вспомнила, как окунула в нее лицо, стараясь избавиться от сонливости. «И это тоже спасло меня», — мелькнуло в голове. Если бы я хоть на время не приободрилась, то до башни доковыляла бы уже сонная и обессиленная.