Окунув руки в воду, я приложила влажные ладони к лицу и на миг застыла так. Если я останусь здесь, то непременно случиться еще что-нибудь, подумала я. Если останусь… Стоит ли рисковать, чтобы вновь столкнуться с неизвестным, который хочет, чтобы я исчезла. Я не знала, как быть. Сегодня утром Найтингейл Сноу казалась мне почти незнакомкой, которая сильно во всем сомневалась и к тому же была страшно растеряна.

Боялась ли я? Да, очень! Тогда в чем же дело? Мне ведь ничего не стоит собрать свои немногочисленные вещи и сегодня же покинуть Китчестер. Возможно, тот человек вздохнет с облегчением, если я не буду маячить у него перед носом. Ничто не удерживает меня здесь — кроме моей собственной воли.

Смочив полотенце, я осторожно протерла красные рубцы на плечах и спине, до которых смогла дотянуться. Еще долго шрамы будут напоминать мне о сегодняшней ночи. Глаза защипало, нахлынули запоздалые слезы. Я как будто ясно ощутила обжигающее прикосновение хлыста к своему телу. Вмиг ослабев, я облокотилась на полку, сдвинув в сторону кувшин и чашу. И стояла так, закрыв глаза и пытаясь успокоиться.

И вдруг раздался какой-то скрип, от которого сразу ёкнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно открывается дверь. Я уже приготовилась к самому страшному…Но за дверью оказался всего лишь старый граф. Увидев меня на ногах, он тут же заголосил, сотрясаясь всем телом от натуги:

— Ты чего это шастаешь, безобразница! А ну марш в постель! Тоже мне, геройствовать вздумала! Вон какая белая, будто муку раздувала! Того и гляди, без чувств бухнешься. На кой мне тут вторая чахоточная истеричка?! Сейчас твоя показушная выдержка никому не нужна! Лучше отлежись…И куда только эта тетеря смо…а-а-а храпит тетеря и в ус не дует…

Стариковскому возмущению не было предела. Неизвестно сколько времени он еще многословил бы, если бы я не прервала его весьма наглым образом. Слезы уже прекратились, но вот мой нос все еще пребывал в плаксивом состоянии и, раскиснув, тёк самым неподобающим образом. Бестактно шмыгнув носом, а потом еще парочку раз, я поспешно отвернулась от графа и, пройдя к комоду, вытащила оттуда носовой платок и дерзко высморкалась.

— Ну, что разнюнилась, как садовая лейка! — ответил на это бескультурье дед. — Неразумно с твоей стороны так раскисать из-за глупой шутки!

В первый момент я не поняла, что имеет в виду граф, говоря о глупой шутке. С тугим скрипом, достойным медлительной старой телеги, до меня наконец-то добрался смысл его слов. Я никак не могла поверить, что граф мог так интерпретировать то, что произошло сегодня ночью.

— Глупая шутка?! — выкрикнула я. Какой же бред, так думать! Я держалась на грани, еще мгновение и я сорвусь в истерике. — Это не шутка! Это совсем не шутка! А если кто так шутит, то таким шутникам место на виселице!

Я возмущенно уставилась на деда. Он же без тени смущения подошел к креслу, где спала Жаннин, сном настолько крепким, что наши громкие голоса ни сколько не потревожили его сладости, и совсем неделикатно тряхнул ее за плечо. Та тут же распахнула круглые глаза, и ей хватило всего дольки секунды, чтобы сообразить, что происходит. Столь моментальная реакция вызвала у меня заслуженные подозрения в глубине и безмятежности ее сна.

— О, Найтингейл, ты уже проснулась, — проворковала она, моргая глазами, словно прогоняя остатки дремы. — Но что же ты встала, тебе нужно лежать, набираться сил.

И эта туда же…Я пристально всматривалась в ее глаза, изучала выражение лица, стараясь уловить хоть какие-то признаки волнения или нервозности. Если это она была в башне, то, возможно, выдаст себя.

— Ага, опомнилась, тетеря! — гаркнул дед ей в самое ухо. Его хиленькая фигурка на фоне выпрямившейся в кресле Жаннин смотрелась весьма убого. Но это не помешало старику в горячке гнева сорвать с нее плед и, забросив его за кровать, сунуть остолбеневшей Жаннин под нос худосочный кулак.

— Вот, что ты у меня получишь! Будешь знать, как отлынивать! Тебя сюда зачем посадили — свиным храпом стены сотрясать? Девочка еще слишком слаба, чтобы вставать!

— Вот и я об том же… — пролепетала женщина, затравленно косясь на меня.

— Граф, успокойтесь же! — попыталась усмирить я его, но вошедшего во вкус старика остановить теперь могла только хорошенькая встряска, которая на пару минут ввела бы его в отрезвляющий ступор. Только изрыгнув из себя всевозможные проклятия, он, наконец, утих и отослал бедняжку на кухню, приготовить для меня мазь и настой, а также отправить сюда служанок перестелить свежее белье и принести завтрак.

Когда мы остались одни, дед усадил меня перед собой и достаточно мягко, что дало основание считать весь выплеснутый на Жаннин гнев — очередным разыгранным действом, — заговорил со мной:

— Роби, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. На твоем месте я бы тоже принял за правду столь очевидный вывод. Но подумай, как следует. Не надо принимать скоропалительных решений…

— Скоропалительных?

— Поистине скоропалительных…

— Вы, похоже, говорите о чем-то мне неизвестном, граф, — не выдержав, грубо прервала его я.