— Ну, что вы, мистер Готлиб, разве я когда…

— Сразу видно, вы женщина разумная. Так что мы с вами столкуемся!

— Столкуемся?

— Ни для кого не секрет, что мой сын и ваша…э-э…подопечная испытывают привязанность. Я бы даже сказал — привязанность, проверенную временем.

— Но был ее ужасный дядя! — вставила, повизгивая, миссис Готлиб. — Вы же помните его, Гризельда? Трудный был человек, ой, трудный! Если бы все осталось по-прежнему, нашему мальчику пришлось бы отказаться от своих юношеских порывов.

Я взглянула на Сибил — она была чуть бледнее вареной свеклы у себя в тарелке.

— Но сейчас препятствий никаких нет, милейшая мисс Уилоуби, поэтому я смею надеяться, что вы с одобрением отнесетесь к этой…затее и благословите их брак.

Тетя уже давно оставила попытки скрыть свои чувства. Она в упор смотрела на довольного собой мужчину и постукивала ногтем указательного пальца по рифленому краешку тарелки.

— А как же Тильда?! — наконец, громко выразила она донимавшую ее тревогу.

— А что Тильда? Вы так много сделали для девочки, что мы, да и не только мы, вся деревня, считает, что вы ей гораздо ближе, чем ее родная тетка, не правда ли, дорогая Нел?

— Чистая правда!

Слова, не знавшего чуткости, кузнеца глубоко ранили подругу. До сих пор она не смирилась с тем, что тетка не смягчилась к ней. В надежде, что однажды ее простят (никто так и не понял, в чем она провинилась) и откроют дверь Равен-Хауса, она все еще ходила к старому дому, хотя уже не так часто, как раньше.

— И подумайте, милейшая Гризельда, разве я могу просить благословления для сына у сумасшедшей?

— Она не сумасшедшая, — прошептала Сибил с дрожью в голосе.

— Сумасшедшая, девочка! — отрезал мужчина, сурово вперив в нее глаза. — И мы запрещаем тебе всякие попытки наладить контакт с ней!

— Вы не можете запрещать ей, милейший мистер Готлиб, — подозрительно мягко отозвалась тетя. — Пока что она еще моя подопечная, как вы только что сами сказали.

— Ну разумеется, миле…дорогая мисс Уилоуби. Так вы благословляете?

— Ее выбор я благословлю от всего сердца.

— Тогда все решено! — облегченно воскликнул мистер Готлиб, как будто бы совершил самую трудную в своей жизни сделку. Похоже, у него были сомнения на счет тети Гризельды. И сомнения, как оказалось, ненапрасные. Поскольку тетя вдруг встала из-за стола и, извинившись, сообщила, что ей нужно срочно переговорить с мисс Рид наедине.

— Вы чем-то недовольны? — сразу ощетинился кузнец.

— О, ни в коем случае.

Они удалились из комнаты, и над столом повисла гнетущая тишина. Исподтишка я глянула на Рэя. Он уставился в тарелку и сосредоточенно водил по ней вилкой. Только рука была так напряжена и с такой силой сжимались пальцы, что острым зубьям ничего не стоило оставить на хрупком фарфоре глубокие борозды.

Когда вернулись тетя и Сибил, мистер Готлиб немедленно потребовал открыть ему результат их обсуждения. С непроницаемым лицом тетушка сообщила:

— Моя подопечная подтвердила, что она добровольно принимает предложение вашего сына, Рэя Готлиба. А я со своей стороны благословляю ее на этот…ответственный шаг.

Ночевать я осталась у тети, о чем еще утром было оговорено с графом Китчестером. Старику не нравилось мое решение, но он вынужден был согласиться.

Все в этот вечер были настроены на разный лад. Сибил что-то напевала под нос, наматывая на катушки разноцветные нитки мулине. Ощущение тихой радости и любви придавало приятное оживление ее лицу, и она выглядела красавицей. Фини, как всегда бурчала, но уже была увлечена свадебным меню и решительно заявила, что не позволит грубым кузнецам, не видевшим в жизни ничего кроме молота, готовить угощение.

— Как представлю, во что они превратят такую чуткую вещь, как воздушный бисквит, так сердце кровью обливается! Дудки! Пусть едят свои отбивные, а мы уж в грязь лицом не ударим!

Тетя же не велась на уговоры экономки обсудить меню и уже составить план приготовлений, который потом еще тысячу раз подвергнется жесточайшей критике и переписи. Она утопала в кресле и задумчиво следила за пляшущим огнем в камине. Когда через полчаса Сибил, сладко потягиваясь и позевывая, поднялась к себе в комнату, тетя сурово воскликнула: