— Так что, соловей, каков твой ответ? — снова задал мне вопрос Дамьян. Его глаза буквально впивались в меня и, хотя в этот раз в них не было и тени насмешки, где-то на самом дне таился огонек злорадного наслаждения. Чтобы скрыть смущение, я принялась теребить розовый цветок. Но пауза затянулась, и мне надо было уже что-то ответить, а я никак не могла совладать с собой и опасалась, что мой голос будет предательски дрожать.

Все это время я чувствовала его пронизывающий взгляд и это показалось мне оскорбительным. Ни один мужчина не разглядывал меня подобным образом. Я внезапно вспомнила, что на улице ветер и волосы выбились непослушными прядями из-под шляпки, а подол платья и плащ забрызганы грязью. Но откуда такая забота о собственной внешности? Этот вопрос я постоянно задавала себе потом и отвечала на него однозначно: во всем виноват этот пристальный, явно оценивавший меня, и, причем бесстыдно, взгляд.

Когда же я собралась ответить, дед опередил меня. За мгновение до этого он застыл, в его глазах мелькнуло выражение крайней досады, и в ту же секунду лицо исказилось гневом.

— Ты лучше сам скажи, какого дьявола ты сюда притащился? — вскричал он. — Ты же должен быть в Лондоне! И долго ты тут шпионишь и вынюхиваешь?! Ты что следил за мной?

Так вот из-за чего рассвирепел старик. Ему не понравилось, что Дамьян услышал наш разговор. А дед, похоже, не хотел раньше времени оглашать свои планы относительно меня. Видя, что Дамьян молчит, и в упор смотрит на меня, игнорируя старика, граф взревел:

— Тебе эта девка напела про Найтингейл? Эта вертихвостка тебе все рассказала!

— Не кипятись, старик, — голос Дамьяна был мягким, будто бы он разговаривал с капризным ребенком. — Я приехал вчера поздно вечером. Все что запланировал, сделал. Даже нашел знающих людей, готовых за приемлемую плату работать у нас… И да, мне рассказала о вчерашнем визите Джесс. Но кроме нее были еще благожелатели, которые поспешили поделиться новостями.

— Тысячи мокрых куриц! Ничего нельзя сделать по-своему в этом доме, — старик немного утихомирился, но все еще раздраженно посматривал на Дамьяна. Затем, прищурившись, приказал:

— Проводи Найтингейл! Дорога плохая, грязь, трясины. Я буду волноваться за внучку. А ты ей поможешь, где руку подашь…

— Где через лужу перенесу, — осклабился Дамьян. От его вида я вздрогнула всем телом, хотя на самом деле вся горела, словно от печного жара.

— Премного благодарна за заботу, — как можно тверже сказала я. — Я не настолько беспомощна, чтобы утонуть в луже или заблудиться в трех соснах.

— Ну, ну… — ввернул Дамьян и, поймав мой гневный взгляд, повторил еще более идевательским тоном, — ну, ну… Или, может быть, птичка-невеличка боится за сохранность своих мягоньких перышек?

— Вы немного не в себе, мистер Клифер? Похоже, вам мерещатся лошади, раз вы то и дело нукаете. Я вам настойчиво советую вернуться в дом, лечь в постель и выпить теплой полынной настойки. Бред как рукой снимет.

Дед взорвался раскатистым смехом. А лицо Дамьяна приняло угрожающее выражение, хотя в уголках глаз затаились смешинки.

— Что получил! — не унимался старик. — Ну и характер!

Я была ужасно довольна собой, хотя понимала, что мне не уйти от расправы и рано или поздно с меня возьмут плату за мои слова. Но сейчас я ликовала.

— А вам, граф Китчестер, я дам ответ через несколько дней. Мне нужно время подумать.

На этой триумфальной для себя ноте я гордо кивнула каждому из мужчин и торжественно покинула место встречи.

Я прошла совсем чуть-чуть, когда услышала за спиной шаги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто преследует меня. Я не стала оборачиваться или прибавлять шаг. Я не намерена была доставлять ему еще большее удовольствие, показывая вновь охватившее меня смятение. Он догнал меня и, приноровившись к моим шагам, пошел рядом. Я демонстративно не заметила его и молча продолжала идти, уставившись под ноги. Сердце бешено прыгало, готовое вырваться из плена груди и, шлепнувшись в траву перед нами, разбиться вдребезги. Я чувствовала себя неуверенно и боялась любым движением или нервным жестом выдать свое состояние.

И все же мой взгляд так и тянулся к нему. С прошлого лета он не сильно изменился, но мне хотелось как следует рассмотреть его, изучить каждую новую черточку на его лице. Поэтому я украдкой посматривала на него.

Несмотря на то, что Дамьян был уже давно не мальчишка, он все так же имел вид отпетого хулигана. Худощавый, с взъерошенными волосами, неровными прядями спускавшимися на воротник куртки, с обветренным лицом и самодовольными черными глазами. Его нельзя было назвать красивым, а наглое выражение лица и язвительный взгляд, в котором отчетливо сквозила спесь, не делали его более привлекательным. И все же он притягивал к себе, как притягивает нечто опасное и неизведанное. Такого не пропустишь в толпе.

На нем была толстая твидовая куртка с широкими отворотами и грубыми деревянными пуговицами, надетая поверх светлой шерстяной рубашки. Из голенища правого сапога торчала рукоять хлыста, видимо, он прискакал сюда на лошади. Но ни я, ни дед не слышали топота и лошадиного ржания.

Разглядывая его, я поняла, что во мне возникли противоречивые чувства. С одной стороны у меня была неприязнь к нему, но в то же время резкие линии его лица интриговали меня, как художника. У меня чесались руки, так хотелось взять угольный карандаш, чтобы перенести то впечатление, которое вызывал во мне Дамьян, на бумагу. Мне было интересно, смогу ли я написать его. Но тут он прервал мои размышления.