Вплоть до начала войны я довольно часто посещал его гостеприимный дом. В перерывах между гонками я там отлично отдыхал, иногда по нескольку недель подряд, поневоле наблюдая жизнь и хлопоты его жены. Она была отличной хозяйкой, превосходно готовила, с тонким вкусом отделывала свое жилье, каждый день пекла пирожные, гладила рубашки своего мужа и по-матерински заботилась обо всех своих гостях. Человек с большим чувством юмора, Алиса умело поддерживала любой разговор, в совершенстве владела четырьмя языками. Вдобавок она представляла мужа на деловых переговорах и вела всю соответствующую переписку. А во время соревнований, когда вся команда жила при боксах, Алиса была необходима всем. Никто, кроме нее, не умел с помощью двух секундомеров одновременно и абсолютно точно замерять время четырех водителей. Мне она постепенно стала казаться каким-то идеалом жены автогонщика, и я начал сравнивать с ней всех женщин, с которыми мне доводилось знакомиться. Но, как говорят, мой фонарь не светил достаточно ярко, чтобы найти для себя подобную женщину для брака. Видимо, поэтому все долгие годы моей спортивной жизни я прожил холостяком. А Бэби как была, так и осталась моим идеалом...

Была у нее, между прочим, мексиканская обезьянка по кличке Анатоль. Этот красивый ухоженный зверек сопровождал ее повсюду. Он был чуть поменьше белки, и Бэби носила его в специальной сумке, укутанного в шерстяной платок, а в холодную погоду надевала на него один из нескольких пестрых пуловеров собственного изготовления. Анатоль был своего рода живым талисманом. Мы (вообще любили всякие символы удачи. Например, Герман Ланг пристрастился к подковам. Поэтому его жена Лидия приколотила такую железяку над входом в его бокс.

Тацио Нуволари ни при каких обстоятельствах не расставался со своим лимонно-желтым пуловером, равно как и с черепахой, подаренной ему опять-таки в качестве талисмана итальянским писателем Габриэлем д'Аннунцио. В моем доме был большой набор предметов, "приносящих счастье", которые я по настроению брал с собой. Так, годами я держал при себе "заговоренный" каштан, четырехлепестковый клевер, преподнесенный мне "нежной рукой", табличку с надписью: "Тьфу, тьфу, не сглазить!" — и даже надушенную прядь волос.

Все это были невинные проявления суеверия. Но иногда оно оборачивалось опасной стороной и нередко становилось причиной больших несчастий. Так, англичанин Ричард Симэн никак не мог отделаться от страха перед числом "13". Он никогда не занимал комнату под этим номером, не стартовал под ним, всегда пересчитывал, сколько гостей за столом. Лишь бы не 13! Он дрожал перед каждым тринадцатым кругом на маршруте. При тринадцатом проведении гонки "Коппа Асербо" в Италии, в пятницу 13-го числа, он врезался в километровый столбик с пометкой 13, к счастью, без тяжелых последствий.

В 1938 году в гонке на "Большой приз Германии", проходившей на Нюрбургринге, Симэн столкнулся со своим лучшим другом Эрнстом фон Делиусом, и этот молодой и способный гонщик вскоре трагически скончался. Симэн снова считал причиной всему проклятое число 13, ибо именно 13 июля он вылетел из США после соревнований на Кубок Вандербильдта, где ему присудили 13 очков за "Золотую звезду" — награду британского клуба автогонщиков.

Смерть Ричарда Симэна тоже каким-то роковым образом связана с этим числом. Было установлено следующее: 25 июня 1939 года на треугольном маршруте в Арденнах, между Спа и Франкоршаном, разыгрывался "Большой приз Бельгии"; старт приняли 13 автомобилей. Симэн пошел под номером 26, то есть 13 X 2, ему как раз исполнилось 26 лет, опять же 13 X 2, а в списке кандидатов на участие в этой гонке он значился на 13-м месте.

Маршрут проходил по обычному шоссе, с обычным скользким асфальтом, множеством подъемов, опасными крутыми спусками и узкими поворотами, которые надо было брать на возможно большей скорости. Дождь лил как из ведра, это был не просто ливень — с неба низвергался водопад. При таком "плавании" со скоростью 280 километров в час обгоны исключались начисто. Симэн вел свою машину с лихим отчаянием. Еще 13 кругов, и эта жуткая гонка осталась бы позади.

Но тут-то оно и случилось!

На 13-м километре, проходя опасный поворот около Ля Сурс, англичанин, слегка превысив допустимую скорость, задел внутренний барьер. Гонщика снесло вбок. Торможение и маневрирование рулем не помогло, машина врезалась задом в дерево и мгновенно вспыхнула багровым пламенем. Тщетно он пытался снять рулевое колесо. Затвор заклинило. Беспомощный, он сгорел в этой смертельной ловушке...

Английское недовольство и виски

В 1938 году, как и раньше, я с нетерпением ждал первых примет весны, когда нам предстояло приступить к опробованию новых моделей на автодроме Монца.

Телефонный звонок Нойбауэра, скликавшего свою "семью", вызвал чувство беспокойного и радостного предвкушения новых и упорных боев на трассе.

Пробные заезды принадлежат к самым прекрасным переживаниям в жизни автогонщика. После долгих месяцев отдыха я вновь садился за руль, наново испытывал чудесное ощущение постепенного слияния с машиной. Но все это еще было только игрой, далекой от суровости борьбы.

Когда после дневных трудов мы в хорошем настроении собирались за большим столом одного миланского ресторана и лакомились блюдами итальянской кухни, на нас отовсюду устремлялись взгляды, полные любопытства. Это было привычно и не вызывало никакой реакции с нашей стороны.

Мы говорили о работе инженеров и механиков в зимние месяцы, о хорошей устойчивости наших машин, об их надежных тормозах и перспективах будущих соревнований. Сегодня, вспоминая эти недели в парке Монцы, товарищеское общение с механиками и "штабом гонок", я просто поражаюсь тогдашней беззаботности нашего круга и почти полному отсутствию интереса к мировым событиям, которые, по сути дела, не могли не оказывать большого влияния на нашу жизнь. Весь ее смысл сводился к бешеной езде по трассам, к вечному поединку с мощными двигателями, к воле побеждать.