— Отвратительна?! — рявкнул он. — Я был прав: вы еще ребенок, иначе поняли бы... — глаза его вспыхнули, но голос сделался обманчиво мягким, — поняли бы, почему мне лучше держаться от вас подальше.

Доминик изумленно округлила губы; глаза ее широко распахнулись.

— О чем...

— О чем я говорю, Доминик? Вот о чем!

Она не понимала, что он имеет в виду, пока голова его не склонилась и жесткие, требовательные губы не коснулись ее губ; а после слова стали не нужны.

Много раз наедине с собой Доминик мечтала о поцелуе Маркуса. Но реальность превзошла ее самые смелые мечты.

Вихрь ощущений подхватил ее и помчал над землею. Она тонула во вкусе губ Маркуса, в нежном прикосновении его ладоней, ерошащих волосы и гладящих шею.

Оттолкнуть его? Такое ей и на ум не приходило! Напротив: обхватив его за плечи и прильнув к мощной мужской груди, она прижималась к нему все крепче, словно надеялась слиться с ним навеки.

В ответ Маркус обнял ее и крепко прижал к себе. Доминик ощущала жар его тела, и от этого в груди ее все ярче разгорался ответный пожар.

Слабый стон Доминик гулко отдался в голове Маркуса. В висках у него шумела кровь. Губы Доминик оказались такими мягкими, податливыми, сладкими... слаще всего, что он когда-либо ощущал на вкус. Аромат ее тела обволакивал его, пробуждал бешеное, неутолимое желание. Он не мог оторваться от ее губ. Ему хотелось распробовать ее на вкус — всю, от макушки до пят. И губами, и руками, и сердцем.

Сердцем?

Шокирующая мысль обрушилась на него словно порыв ледяного ветра. Маркус поспешно разжал объятия.

Пораженная, едва дыша, Доминик поднесла трепещущую руку к припухшим губам.

— Маркус! — прошептала она.

В глазах его плескалось желание, смешанное с болью, и Доминик понадобилась вся сила воли, чтобы не броситься ему на грудь, не взмолиться о продолжении — о том, чтобы он уложил ее на кровать и овладел ею до конца...

Маркус торопливо пригладил волосы. Глубоко вздохнул. Но это не помогло — сердце его по-прежнему билось так, словно он пробежал целую милю.

«Что же это такое? — думал он в смятении. — Как я могу... как смею? Только не эту женщину!.. Только не так!..» Но рядом с Доминик он забывал обо всем на свете. И о чести, и о своем долге, и о том, кто он и кто она.

Застонав, он на миг закрыл лицо руками. Затем снова поднял на нее глаза:

— Поверьте, Доминик, я... я этого не хотел.

Доминик тяжело сглотнула — что-то сжало ей горло. Маркус целовал ее так, словно в самом деле желал. Если сейчас он скажет, что этот поцелуй ничего для него не значит, то разобьет ей сердце — точнее, то, что от него осталось.

— Вот этого говорить не стоило, — хрипло произнесла она.

Он судорожно вздохнул.

— Я пришел, потому что беспокоился о вас. Потому что хотел помочь. Но... — Со стоном стыда и отвращения к себе он протянул к ней руки.

В ответ Доминик, не задумываясь, протянула свои. Едва теплые пальцы Маркуса сжали ее ладони, внутри у нее словно что-то перевернулось.

Четыре года Доминик убеждала себя, что Маркус вовсе не рыцарь в сверкающих доспехах. Что он обыкновенный мужчина, которого пламенное воображение девочки-подростка превратило в идеального героя. Что пройдут годы, и Маркус Кент, королевский советник, станет для нее просто добрым знакомым.

Встретив Брайса, она поверила, что наконец-то сможет распрощаться с Маркусом раз и навсегда. Но в Брайсе она ошиблась. А Маркус... Он по-прежнему остался для нее рыцарем, идеалом, земным богом. И, должно быть, останется таким навсегда.

— Доминик, — хриплым от волнения, но нежным голосом заговорил Маркус, — я знаю, как потрясло вас исчезновение короля. Сейчас вы уязвимы и очень нуждаетесь в поддержке. Но я никогда не позволю себе воспользоваться вашей уязвимостью. Пожалуйста, простите меня.

Слезы потекли по щекам; Доминик не могла их остановить. Как не могла и отвести взгляд от чеканного лица Маркуса.

— Маркус, мне не за что вас прощать! Да, вы меня поцеловали, но я ответила на поцелуй! И потом... все равно... я...

Она сбилась и умолкла. Несказанные слова подстреленной птицей трепыхались в горле.

Он осторожно и ласково погладил ее по плечу.

— Что, Доминик? Если я вас расстроил, не стесняйтесь об этом сказать. Мне вы можете говорить все.

Его ласковое прикосновение, нежность во взоре, сострадание в голосе — все это лишило Доминик последних сил. Слишком долго она была одна, слишком долго мучилась от страха перед будущим. И теперь почувствовала: она умрет, если не поделится с Маркусом своей бедой. Немедленно. Сейчас же.