— Нет…

Парень вздохнул, отстегнул карман гимнастерки, достал потрепанную записную книжку и, открыв ее, гордо сказал:

— Вот он, наш алтайский цветок-огонек…

Подрывники встали, сгрудились возле парня. На темной ладони между чистых листков книжки лежал засушенный ярко-оранжевый цветок с бледно-зеленым стебельком. А лицо парня стало ярче цветка, он сказал, будто извиняясь:

— Так и таскаю его с собой…

— У нас такие не растут, — сказал кто-то с сожалением.

Парень неловко сунул книжку в карман:

— Про гостей забыли. Гостей положено чаем поить.

Кружок возле парня распался, и все посмотрели на Колю.

— Это Коля Гайшик, — сказала Еленка. — Его отца вместе с Ванюшей расстреляли в Ивацевичах.

— Знаем, — хмуро сказал парень, потом улыбнулся и спросил: — Мы с тобой встречались?

Коля кивнул.

— Меня Мишей кличут. У кого есть сахар?

Светловолосый низкорослый паренек протянул на ладони кусочек сахара, к которому прилипли несколько крошек махорки.

— Давай, Яшка. — Миша взял сахар и сказал, строго нахмурив брови: — По инструкции сахар надо хранить отдельно от махорки в хрустальном сосуде, именуемом в простонародье сахарницей… Милости прошу к столу. — Он широким жестом указал на дощатый ящик, где будто по волшебству появились жестяные кружки и большой эмалированный чайник с черными опалинами на зеленых боках. — Чай с острова Цейлон еще не подвезен. В Индийском океане свирепствуют пассаты и муссоны. Но есть клюква отечественного урожая…

Коля улыбнулся. Он почувствовал себя спокойно в просторной теплой землянке, среди друзей. Первое ощущение неловкости пропало. Он без стеснения взял крохотный кусочек сахару и кружку с кипятком. Кружка обжигала губы.

Еленка от чая отказалась. Не торопясь, передала она подрывникам Колин рассказ.

— Ты не унывай, — сказал Петрусь, обращаясь к Коле. — Подрастешь — придет и твой черед.

Коля обиженно поставил кружку на стол.

— Не буду я вашего чая пить.

— Это почему? — спросил Миша.

— Не буду — и все, раз вы заодно с комиссаром.

— Чудак! — сказал светловолосый, который дал сахар. — За чем дело стало? Оружие изучить? Пожалуйста… Давай знакомиться. Яша. — Он протянул руку. Коля пожал ее. — Это не дело, такого парня маленьким называть. Они не разбирают — большой или маленький. Если б он в Ивацевичах попался, его расстреляли б? Обязательно. Так за чем же дело стало? Надо ему помочь изучить оружие. Потом и комиссара можно будет уговорить.

— Правильно, — поддержала Еленка.

— Ладно. — Петрусь поднялся, поставил баян, подошел к оружию и взял свой автомат. — Начнем с этого. Ты как смотришь, Миша?

Миша кивнул:

— Автомат, пулемет, гранаты… Пусть овладевает… Ты не беспокойся, Гайшик, мы тебя комиссару в обиду не дадим.

В дверь просунулась чья-то голова в меховой ушанке.

— Командир здесь?

— Здесь, — ответил Миша.

— Быстро в штаб.

— Иду.

Голова скрылась. Миша надел полушубок, шапку и вышел. Подрывники молча следили за каждым его движением. В землянке стало тихо.

— Он — командир? — шепотом спросил Коля Еленку.

За нее ответил Яша.

— Командир особой комсомольской диверсионной группы подрывников.

Коля исчезал из семейного лагеря чуть свет и возвращался, когда все в землянке, кроме Ольги Андреевны, уже спали.

Ольга Андреевна сидела на нарах возле остывающей печки и ждала сына, сердилась на него, готовилась отругать. Мальчишке еще и пятнадцати нет, а шатается где-то с утра до ночи! Может, он голодный? Может, мерзнет в лесу? Может, на фашистов наскочит? Или сломает ногу? Или заденет его шальная пуля?.. Да мало ли тревог у матери!

Сын подрастает, становится юношей, мужчиной, появляется упрямая складка меж бровей на светлом высоком лбу, жестче становится взгляд, раздвигаются плечи, грубеют ладони, над губой темнеет пушок — бриться пора, а для матери он все еще ребенок. Давно ли качала в люльке? Давно ли носила на руках, кормила с ложки, зашивала разодранные на соседском заборе штанишки? И тревожилась, тревожилась, тревожилась.