Александр Алексеевич, подняв рюмку и объявив: «За нашу встречу!» — постарался посмотреть как-то особенно выразительно, так что вдруг показалось, что глаза у него слегка навыкате, хотя вообще-то глаза у него скорее запавшие. Лиза не стала подтверждать, что пьет за их встречу, да еще такую многозначительную встречу, что от избытка чувств глаза делаются навыкате; отпила молча.

И тут в наружной двери зашевелился ключ, дверь открылась с некоторым скрипом — Федя. Устраивать разную сумасшедшую автоматику у него есть время, а элементарно смазать петли — времени нет. Видно было, что Александру Алексеевичу приход Феди если не неприятен — не смеет он показать, что ему неприятен приход Лизиного сына! — то, во всяком случае, стеснителен: настроился-то он на долгий и многозначительный тет-а-тет! Уловив это его настроение, Лиза, наоборот, обрадовалась приходу сына, хотя раньше в подобных обстоятельствах радовалась появлению Феди не всегда.

Сын нарочно громко вытирал ноги, нарочито громко кашлял за дверью — тактичен до невозможности. И совершенно напрасно: они с Александром Алексеевичем никогда ничего не позволяли себе здесь в комнате — ну, кроме тех случаев, когда Федя уезжал куда-нибудь с ночевкой — иногда к товарищу на дачу, или под Первое мая в Приозерск на скалы… Наконец появился — весь какой-то жалкий, щеки бледные, нос красный — видно, ветер поднялся на улице, а может, и дождь: у Феди такое лицо делается от всякой непогоды — от ветра, сырости, зимой от мороза. Не пьяница же, так почему нос краснеет? Лиза замечала такое у многих нынешних акселератов — акселерантов, как говорит свекор, бывший свекор, — кровоснабжение не поспевает за быстрым ростом, что ли?

— Здрасьте.

Когда он здоровается с Александром Алексеевичем, всегда выходит чуточку шутовски. Лиза говорила сыну, и не раз: «Ты что, не можешь поздороваться нормально?» И вроде Федя старается, и все равно вот… Александр же Алексеевич здоровается с Федей как-то слишком уж серьезно, старательно:

— Здравствуй, Федор.

Ну как с ними быть, если они даже поздороваться друг с другом не могут по-человечески?!

Лиза поспешила заговорить, чтобы обыденностью стушевать неловкость:

— Ужинать хочешь? Садись вот, гречневая каша.

— А я пожрал только что.

«Пожрал»! И врет, скорее всего: замечено, что он старается не садиться за стол вместе с Александром Алексеевичем.

— Может, винца выпьешь, молодой человек? Федя взял бутылку, осмотрел, даже как бы принюхался — опять как-то все несерьезно:

— Не-а. Слишком сладкое для меня. Я же на заводе вкалываю, Александр Алексеевич, рабочий класс. Мне чего погорчей.

Ну вот, уже и впрямую задирается. Александр Алексеевич постарался неумело отшутиться:

— Ого, молодой гегемон!

— Ой, слово-то какое! Это вроде гематогена, да? Я не люблю с детства.

Совсем обнаглел!

— Федя, перестань! Александр Алексеевич не привык к твоим штучкам.

— Ну что ты, Лизавета, очень даже забавно.

Он старался казаться веселым, а сам ногой барабанил — за лицом и руками следил, а про ногу забыл.

Федька состроил покаянную гримасу: мол, исправлюсь, и демонстративно переменил тему:

— А ты не видела призыв о помощи? У папаши потерялась собака. Он так ищет!.. Кстати, вы не знакомы случайно с композитором Варламовым, Александр Алексеевич? Он был бы ужасно благодарен, если бы вы помогли ему правильно организовать следствие.

Александр Алексеевич на этот раз не смог отшутиться, ответил с необычайным достоинством:

— Я пропажами и даже убийствами собак не занимаюсь. У меня дела поважней.

— А убийство — всегда убийство, хоть кого, любого живого. Как нас учили в школе: жизнь дается только один раз, и если отнять, взамен не получишь.

— Ты неправильно цитируешь, Федор: «Жизнь дается человеку только однажды, и нужно прожить ее так…» — ну и дальше по тексту. Тебе и мать подтвердит как специалист по книге. Надо знать классику.

— Ничего, мне сошло и так. В ПТУ средний балл не спрашивают. Это кто в институт, подлизывались за отметки — противно смотреть… А про то, что человеку жизнь дается однажды, а собаке что же — два раза? Если убьют — все, приговор окончательный, не обжалуешь. Как это у вас называется? От слова «касса».

Кассировать приговор, — машинально подсказал Александр Алексеевич. И тут же возмутился: — Как ты так можешь, Федор?! Человек есть человек! Что у тебя за абстрактный гуманизм?!

— А собака есть собака. Все хотят жить.

Сейчас Лиза была солидарна с Александром Алексеевичем. Этого собачьего гуманизма Федька набрался от отца, или даже от этой Ксении — та, говорят, настоящая психопатка по части всяких собачек и кошечек. Странно: ведь не старая дева. Была солидарна с Александром Алексеевичем, но вслух все же не поддержала, а тот пробормотал, как бы объясняя себе странный психологический феномен:

— Юношеский негативизм.

Федя не расслышал про негативизм. Или сделал вид. Он отошел к своему сложному музыкальному агрегату — столько ручек и кнопок, прямо как на фотографиях, где изображен командный пульт атомной электростанции. Лиза и не пытается разобраться, у нее свой простенький проигрыватель.