Шрифт:
— Спасибо большое! — Филипп улыбнулся, показывая, что ему тоже забавно торжественное обращение, — а как иначе? Не ударишь же себя в грудь: да, я композитор: — Алло?
— Композитор Варламов?
Голос незнакомый, мальчишеский. Филипп сразу понял: они.
— Да, это я.
Он мгновенно охрип. Если б звонили знакомые, то не узнали бы голос, усомнились бы, с ним ли говорят. Но эти — незнакомые.
— У вас пропала собака?
— Да.
— Маленькая, рыжая?
— Да.
— Она у нас.
— Как хорошо! Как я вам…
— Хорошо или нет — посмотрим. Мы не собачьи гуманисты.
— Но я заплачу! Мы договоримся!
— Вот именно. Рыжие шапки хорошо идут, так чтобы нам без убытка.
— Я же говорю вам…
— И поимейте в виду: чтобы мех хороший, ее полагается обдирать живьем. По технологии.
Филиппа от ужаса чуть не стошнило. Он и не знал, что может стошнить от ужаса. Медвежья болезнь наоборот. Или от отвращения к этим подонкам?
— Чего молчите? Платить будете?
— Да.
— Так я говорю: чтоб нам без убытку. Я б не стал чикаться, ободрать и точка, да пацаны шумят: «Пусть, отдадим, раз композитор». Ну и нам работы меньше: все же обдирать, выделывать шкуру. Отдадим, но только чтобы без всяких этих — без глупостей. Ну, чтобы не навели мусоров.
«Пацаны шумят». Пацаны.
Эти пацаны живодерничают, а теперь еще захотели поиграть в жуткую современную игру: передача выкупа!
Точно как в кино или в последних известиях: передача выкупа за похищенную миллионерскую дочь.
— Я сделаю честно. Встречусь с вами один на один…
— Без встреч! Чтобы лица не запомнили,
— А вы в масках, — невольно подыгрывая, посоветовал Филипп.
— Дешевка… Вот так: выйдете сейчас и положите полтинник в ваш почтовый ящик внизу на лестнице. Адрес мы знаем.
— Полтинник — это пятьдесят рублей?
— Ну! Или не согласны? Меньше нам нет резона. Согласен. Согласен!
Положите полтинник и домой. Через десять минут ваша собака у двери. Привязана к ручке.
Филипп очень любит Рыжу. А тем более представить, как ее обдирают — по технологии] И скупым вроде никогда не был. Но ему невыносимо, чтобы его обманывали слишком уж нахально. Если бы слышала разговор Ксана, она бы сказала, что он не человек, а бездушный автомат, — раз обсуждает какие-то условия, спорит.
— Я положу — а где у меня доказательства, что собака действительно у вас? Может, вы просто прочитали объявление?
Сказал — и испугался: вдруг спугнул, вдруг сейчас этот живодер повесит трубку?! Повесит — и никогда больше не видать Рыжи! Но тому на другом конце провода, видно, нравился сам процесс игры. Ведь обсуждение условий тоже входит в ее правила.
— Ладно, резонно. Вот так: выйдете на лестницу и со своей площадки позовете вашу собаку. Голос она ваш узнает, ответит?
— Да-да, конечно!
— И вы ее голос узнаете?
— Ну еще бы!
— Значит, позовете, услышите ее голос, удостоверитесь. Положите деньги в конверт и бросите в пролет лестницы. Бросите — и обратно в квартиру. Через три минуты выйдете, она будет привязана на этаж ниже. Но не пытайтесь выскочить раньше, увидеть нас или поймать — не видать тогда больше никогда вашу сучку. А шкуру сдирают живьем, учтите. Для качества. Заметано?
— Да.
— Ну, сверим часы. На моих тринадцать сорок три. Хорошо.
— Значит, ровно через пять минут выходите на площадку и зовите. Дальше как договорились. Все!
В трубке гудки.
Договорились и сейчас неравноправно: пусть Рыжа действительно у них, но кто им мешает взять деньги, а Рыжу не отдать? Но выторговывать еще какие-то условия Филипп больше не мог: нервов не хватало, ведь каждую минуту живодеры могли бросить трубку — и конец! Достаточно, что он не поверил совсем слепо, что он услышит голос Рыжи.
Ксане Филипп ничего говорить не стал — чтобы не было потом стыдно перед ней, если его все же оставят в дураках.
Удача, что нашлись дома пятьдесят рублей! Далеко не всегда они лежат в столе. Двадцать пять, десятка — а остальное пришлось наскребать мелкими бумажками, залезать и в бумажник Николая Акимыча — отец не берет на смену лишних денег, оставляет бумажник дома.
Ровно через пять минут Филипп открыл дверь. Шагнул на площадку. Тишина на лестнице. Может быть, это всего лишь розыгрыш? Интересно оставить в дураках композитора Варламова? Не очень веря, он тихо позвал: