Шрифт:
В это мгновение сильная волна ударила под углом в правый борт, и судно, накренившись, едва не перевернулось. Левый борт основательно ушел под воду. Словно подумав, «Гиацинт» выровнялся и продолжил нелегкий путь к северным берегам Черного моря…
– Степаныч, – тихо сказал Устюжанин, потирая ушибленное плечо, – а что, если снять швартовые тросы с парочки самых верхних конструкций?
– Это зачем же?
– Чтоб улетели к чертовой матери за борт.
– Сдурел, Георгий?!
– Кто ж нас упрекнет в том, что во время такой бури сорвало часть груза? Зато команду спасем и корабль.
Капитан упрямо мотнул головой:
– Ты не знаешь новых сочинских начальников, отвечающих за стройку. Сами-то воруют – будь здоров, а с нас шкуру живьем сдерут. Ты лучше пройдись по низам и проверь иллюминаторы – вдруг повышибало волной…
Георгий всегда был дисциплинированным, грамотным и самым серьезным офицером среди боевых пловцов «Фрегата». Наверное, потому начальство не особенно долго раздумывало, когда подбирало кандидата на должность заместителя командира.
В молодые годы Устюжанину довелось проходить практику на кораблях военно-морского флота; после училища он несколько лет прослужил в экипаже атомной подводной лодки. В общем, новичком он во флоте не был, однако работу на «Гиацинте» посчитал для себя новой и незнакомой, отчего на первых порах напрочь забыл об отдыхе. Пока судно стояло в сочинском порту, готовясь к очередному рейсу, он не сходил на берег и почти не спал. Георгий часами сидел в каюте за изучением документов и инструкций, затем хватал план судовых трюмов и спускался вниз, дабы вживую и наглядно совместить теорию с практикой.
Команда во главе с капитаном приглядывалась к новичку до первого рейса в Турцию. Там во время напряженной погрузки гражданские моряки по достоинству оценили трудолюбие и деловую хватку Устюжанина.
Михаил Жук, Игорь Фурцев и я сидим в кабинете одного из заместителей генерального директора ООО «Порт Сочи Имеретинский». Директор порта еще ночью отправился в Новороссийск, неподалеку от которого затонуло приписанное к Сочи грузовое судно «Гиацинт».
Услышав страшную новость, мы сидим, избегая смотреть друг другу в глаза. Как же так? Почему мы не приехали за Георгием раньше? Или почему этому проклятому шторму не состояться на день позже?
– Видимо, в открытом море их не так сильно бросало, – устало объясняет заместитель. – А в прибрежной зоне – на относительном мелководье – волна пошла выше и… того, значит… опрокинуло.
Он успел рассказать о том, что из-за шторма новороссийские спасатели не имеют возможности организовать масштабную поисковую операцию. Что еще ночью удалось выбраться на берег трем членам экипажа (Устюжанина среди них не оказалось). Поведал он и совсем печальную весть: утром на берегу найдены два выброшенных волнами тела – этих людей пока не опознали.
Кашляю, проталкивая в желудок вставший поперек горла ком.
– А сколько всего было моряков на борту «Гиацинта»?
– Семеро.
– Значит, двоих не нашли?
– Ищут.
– Это случилось далеко от берега?
– Говорят, где-то на входе в Цемесскую бухту. Совсем немного не дошли…
Дедвейт «Гиацинта» составлял около восьми тысяч тонн. Это было типичное полнонаборное судно без твиндека, с большими люками трюмов и с набором устаревших погрузочно-разгрузочных приспособлений в виде поворотных грузовых стрел с лебедками.
Георгий прошел по нижней палубе от самой кормы до глухой переборки, отделявшей жилую надстройку от трюмов. Он заглядывал в каждое судовое помещение и проверял каждый иллюминатор…
Нет, опасения капитана напрасны: все они задраены, а стекла целы. Зато из-за толстой переборки отчетливо доносится жуткий скрежет металлических конструкций, лежащих на дне трюма.
«Выдержат ли швартовые крепления? – в который раз подумал Устюжанин, подходя к трапу. – Надо проверить…»
Сразу проконтролировать груз не получилось: сначала Николай Степанович попросил подменить рулевого матроса, опорожнявшего свой желудок, потом втроем рубили тросы сорванного волной и рухнувшего за борт поворотного судового крана. В территориальные воды Российской Федерации вошли около трех часов ночи, и чем ближе подходили к берегу, тем выше становилась волна.
Наконец впереди блеснула путеводная звездочка Суджукского маяка, обозначавшего левую границу входа в Цемесскую бухту. И одновременно со вздохом облегчения у Георгия перехватило дыхание от жуткого грохота в низах.
– Ступай посмотри, – коротко распорядился капитан.
Спустившись по трапу до главной палубы, Устюжанин приоткрыл дверцу и невольно зажмурился от сильного ветра и мелких соленых брызг. До первого трюмного люка он добрался, держась за поручень и стальную ферму негабаритного груза. Нырнув под массивную крышку, включил внутреннее освещение. Одного беглого взгляда хватило, чтобы определить, на каких именно конструкциях лопнули швартовые тросы. Обследовав их, Георгий понял: нужна помощь – одному в этом аду не справиться.
Он двинулся обратно и почти достиг трапа, когда сверху под крышкой люка показалась голова Степаныча.
– Ну, что у тебя? – крикнул он.
– Позовите еще кого-нибудь – втроем подвинем на место пару железяк и закрепим.
– Нет больше свободных: двое лежат пластом, остальные при делах, – ответил тот кряхтя, спускаясь вниз. – Давай попробуем вдвоем…
Им удалось сдвинуть с места одну конструкцию, но зафиксировать ее запасными тросами они не успели. Судно почти легло на левый борт. Секунду подумав, будто решая, что делать дальше, начало выравниваться… И скрылось под накатившей гигантской волной.