Фиор рассказывал гостьям увлекательные истории про призраки покойных королей и королевских гостей, убитых или наложивших на себя руки, отравленных или заколотых в замке. Большая часть сказочек была откровенной выдумкой, но Мио не удивилась бы, выйди ей навстречу из-за поворота скелет, бряцающий доспехом или цепями. Впрочем, и не испугалась бы тоже — скорее уж, поболтала бы с живым свидетелем древних времен. Если бы, конечно, скелет согласился… а что ж ему не согласиться? Скучно, наверное, бродить впотьмах по замку и пугать слуг. То ли дело приятная компания герцогини Алларэ!

Мио покосилась на Фиора. Странное дело, из сочетания кровей Сеорнов и Алларэ вышло такое вот диво. Не красавец, не урод, а не пойми что. Высок, отлично сложен, роскошные, не хуже, чем у Реми, волосы, но черты лица неправильные, лишенные гармонии. Словно кто-то старательно лепил красивую маску, а в последний момент одним движением смял податливую глину. Слишком широкая переносица, слишком тяжелый подбородок. Глубоко посаженные глаза, словно загнанные в ловушку выступающими скулами, и только цвет их — невозможная темная лазурь, — заставляет вспомнить о древних королях.

— Уже поздно, — прервал вдруг беседу Фиор; это было невежливо, но вполне в его стиле. Спать ложиться не позже полуночи, вставать — ужас какой! — через час после рассвета, и так далее. Обедать, когда положено, ужинать, когда на стол накроют, и никаких отступлений от порядка. — Дамы, я провожу вас до спален.

— Проводи, — кивнула Мио.

Анна тихонько вздохнула, словно не хотела уходить из гостиной хозяина. Неудивительно, в Трене они уже привыкли засыпать ближе к рассвету и подниматься после обеда. Теперь привыкать заново, и все потому, что братец — зануда, невозможный зануда, почище Руи, и откуда ж они такие берутся… Сначала на свет появляются такие милые дети, из которых вырастают такие веселые юноши, способные на любую проделку, а потом еще лет пять-десять, и гляди-ка, если не готовый святой, так уж верховный судья точно.

У спален Мио дождалась, пока Анна зайдет в свою и закроет дверь изнутри, а потом, после щелчка щеколды, потащила Фиора за рукав в дверь напротив, указала ему на кресло рядом с широкой кроватью под древним складчатым пологом, в котором, слава Сотворившим, ни блох, ни клопов не обнаружилось.

— Садись, и давай выпьем. Разливай вино, — приказала Мио.

Братец, разумеется, послушался, и вино по бокалам разлил, жаль, что холодное и эллонское, эту кислятину герцогиня терпеть не могла. Сейчас бы хоть и алларского, но горячего и с пряностями…

Мио устроилась рядом с ним на широком поручне кресла, расправила юбки так, чтобы они свисали с колена ноги, закинутой на другую ногу, и поймала свободную от бокала ладонь Фиора, переплела пальцы. Несчастный братец, разумеется, покраснел — отвык от такого обращения, хотя раньше герцогиня с ним тоже не церемонилась.

— Скажи-ка мне, дорогой, — промурлыкала Мио, — а с чего это ты решил жениться?

— Я? — Ларэ поежился, но руку не убрал. — Жениться?

— Значит, не решил. Ты просто негодяй! И как же тебе не стыдно увиваться за девицей Старшего Рода без благородных намерений?

— Что?.. — притворяться Фиор никогда не умел, а потому вопрос прозвучал откровенно фальшиво. Братец прекрасно понимал, о чем идет речь.

Мио поскребла ноготками слегка потускневшую парчу обивки, готовясь зачитать обвинительный приговор. Странное дело: красный всем членам семейства Алларэ, и даже таким отщепенцам, как королевский бастард, шел так, словно для них и придуман — а вот гляди-ка, его дружно ненавидели. Даже забавно. Убранство спальни Мио не нравилось: багровые, красные, малиновые тона, будто какой-то дурак решил собрать в одной комнате все оттенки крови. Судя по узору на обивке — интерьер времен короля Элеона. Да уж, предки вкусом не блистали, если не считать короля Лаэрта, спасибо ему за показавшиеся из-под покрывал женские волосы и обозначившиеся на платьях талии, подчеркнутые широкими поясами-корсажами…

— Кто плел девице венки? Кто гулял с ней по саду, случайно отправив слугу по делам? Кто с ней вчера разговаривал, стоя ночью под окном? Кто же это был, любезный мой дружочек? Не ты ли?

— Мы просто разговаривали! Она не спала, я проходил мимо…

— Фьоре, тебе не четырнадцать лет. Если все остальное еще простительно, то разговоры по ночам — это уже слишком, ты не находишь? Даже для невинной дружбы.

Ларэ покраснел так, что куда там Анне; впрочем, услышь агайрская девица, о чем разговаривают герцогиня Алларэ и управляющий королевским поместьем, она просто умерла бы на месте или бросилась в монастырь, замаливать несуществующие грехи. Почти не существующие. Пока.

— Герцогиня, я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ее скомпрометировать! — отчеканил наконец Фиор. — Клянусь.

— Верю, милый мой, верю. Фьоре, ты и вправду влюбился?

— Какая разница… — тихо ответил допрашиваемый братец. — Это ведь неважно, правда?

Руки у него были — глаз не отведешь; длинные точеные пальцы, твердая сухая ладонь с четко прорисованными холмами и линиями, запястья и предплечья — как у древней статуи короля Аллиона, который был ходячим совершенством от макушки до каблуков сапог.