Теккерей Уильям Мейкпис
Шрифт:
Читая их, Уорингтон громко смеялся; смеялся и мистер Хек, но лицо его было озабоченно.
— Стихи не годятся, — сказал он, — публика их не примет. У Бангэя выпускают отличную книгу, они там ставят на мисс Бэньян против нашей леди Вайолет. Титулов у нас, правда, больше… но стихи эти из ряда вон плохи. Это и сама леди Вайолет признала, но она занята — кончает собственное стихотворение. Что теперь делать — ума не приложу. Гравюру бросить нельзя хозяин заплатил за нее шестьдесят фунтов.
— Один мой знакомый мог бы, думаю, вас выручить, — сказал Уорингтон. Дайте мне оттиск, а завтра утром присылайте ко мне за стихами. Заплатите вы, конечно, хорошо?
— Конечно, — сказал мистер Хек, и Уорингтон, покончив со своим делом, возвратился домой и протянул оттиск Пену.
— Ну, малыш, вот тебе случай показать себя. Сочини-ка мне к этому стихи.
— Что такое? Церковное крыльцо… какая-то девица входит в церковь, а на нее пялит глаза подвыпивший молодой человек… Что с этим можно сделать, черт побери?
— А ты попробуй. Тебе ведь так хотелось зарабатывать на жизнь, вот и начинай.
— Что ж, попробую, — сказал Пен.
— А я пойду обедать. — И Уорингтон ушел, оставив Пена в довольно-таки мрачном состоянии духа.
Когда он поздно вечером возвратился домой, стихи были готовы.
— Вот, — сказал Пен. — Выжал все, что мог. Авось сгодится.
— Думаю, что сгодится, — подтвердил Уорингтон, прочитав стихи.
Вот что написал Пен:
Церковное крыльцо Я в церковь не вхожу, Но медленно брожу Все вдоль ограды. Жду у церковных врат, Мечтая встретить взгляд Моей отрады. Средь шумов городских Зов колокола тих, Он умолкает. Чу! Загудел орган, И вот девичий стан Вдали мелькает. Она идет, она! Пуглива и скромна, Спешит, не смея Прекрасных глаз поднять. Господня благодать Пусть будет с нею. Я не войду с тобой. Молись же, ангел мой, Излей всю душу. Невинный твой покой Недолжною мечтой Я не нарушу. Но на тебя позволь Смотреть, скрывая боль, Моя святая; Так у запретных врат На недоступный сад Бросает скорбный взгляд Изгнанник рая [62] .62
Перевод Э. Линецкой.
— А еще у тебя что-нибудь есть? — спросил Уорингтон. — Нужно сделать так, чтобы тебе платили не меньше двух гиней за страницу; если твои стихи понравятся, Бэкон откроет тебе доступ в свои журналы, и тогда ты сможешь недурно зарабатывать.
Порывшись в своей папке, Пен нашел стихотворение, которое, на его взгляд, тоже могло украсить страницы "Весеннего альманаха". Он вручил оба своих сокровища Уорингтону, и они вместе отправились в прибежище муз и их покровителей — на Патерностер-роу. Фирма Бэкона помещалась в старинном доме с низко нависающей крышей; в окне, под бюстом лорда Верулама, были выставлены книги, изданные Бэконом, а на двери в жилые покои прибита медная доска с его именем. Как раз напротив, через улицу, стоял дом мистера Бангэя, заново покрашенный и отделанный в стиле семнадцатого века, так что легко было вообразить, что порог его вот-вот переступит представительный мистер Эвелин либо любопытный мистер Пепис остановится у витрины поглазеть на книги. Уорингтон вошел, а Пен, предоставив своему поверенному свободу действий, стал беспокойно шагать взад-вперед по улице, ожидая, чем кончатся переговоры. Много несчастных, чья слава и пропитание зависели от милостивого решения здешних меценатов, вот так же мерили шагами эти панели, и такие же заботы и тревоги ходили за ними по пятам. Чтобы скоротать время, Пен разглядывал выставленные в окнах чудеса и дивился их разнообразию. В одной витрине красовались старопечатные фолианты, набранные четким, бледным шрифтом эльзевиры и альдины; в другой теснились "Еженедельник ужасов", "Календарь преступлений", "История самых прославленных убийц всех стран", "Журнал Раффа", "Весельчак" и прочие грошовые издания; чуть подальше британским диссидентам предлагались в виде духовной пищи портреты мало привлекательных личностей с факсимиле их преподобий Граймса Уопшота и Элиаса Хаула, а также трактаты, написанные первым из них, и проповеди, прочитанные вторым. Подальше небольшое окошко было сплошь завешано медалями и четками, безвкусными, в ярких красках и позолоте изображениями святых и полемическими богословскими брошюрками по пенсу или по девяти пенсов за дюжину, указующими правоверным католикам кратчайший способ расправы с протестантами; а в соседнем окне внимание привлекала проповедь "Откажись от ереси Рима", которую Джон Томас, лорд епископ Илингский, прочел на открытии колледжа в Шепердс-Буше. Нет, кажется, убеждения, для которого не нашлось бы места на тихой старой Патерностер-роу, под сенью собора св. Павла.
Пен разглядывал витрины и вывески, как человек, ожидающий свидания с дантистом, просматривает журналы в приемной. Он запомнил их на всю жизнь. Ему уже казалось, что Уорингтон никогда не придет. И в самом деле, тот ходатайствовал за своего друга довольно долго.
Если бы Пен услышал, как отозвался о нем Уорингтон, присущее ему самомнение раздулось бы неимоверно. Случилось так, что пока Уорингтон беседовал с мистером Хеком, в кабинет спустился сам мистер Бэкон, и Уорингтон, хорошо зная слабые струнки издателя, очень ловко сыграл на них. Начать с того, что прежде чем заговорить с Бэконом, он надел шляпу и уселся на стол. Бэкон бывал очень доволен, когда аристократы обходились с ним грубо, и переносил такое обхождение на своих подчиненных: так школьник передает бляху за проступок виновнику следующей шалости,
— Как! Вы не знаете мистера Пенденниса? — вопросил Уорингтон, — Мало вы, видно, вращаетесь в свете, иначе непременно бы о нем услышали. У него поместья на западе Англии, он принадлежит к одной из древнейших английских фамилий, связан узами родства с половиной нашей знати… лорду Понтипулу он тоже родня… в Оксбридже был среди первых; каждую неделю обедает в Гонт-Хаусе.
— Ах, батюшки! Что вы говорите, сэр! Нет, в самом деле?..
— Я как раз показывал мистеру Хеку стихи, которые он вчера вечером написал по моей просьбе в один присест; и Хек предлагает в уплату за эти стихи подарить ему экземпляр вашей книги, ну как ее, этой самой…
— Ах, батюшки! Этой самой? Да ну?
— "Весеннего альманаха", вот как она называется. Но вы же не воображаете, что мистер Артур Пенденнис мог пропустить обед в Гонт-Хаусе безвозмездно? Вам не хуже других известно, что светские люди требуют оплаты за свои труды.
— Требуют, сэр, ваша правда.
— Говорю вам, это восходящая звезда. Его ждет слава, блестящая будущность.
— Так говорили о многих молодых господах, сэр, — возразил издатель со вздохом. — Взять хотя бы лорда виконта Додо. Я заплатил его милости хорошие деньги за сборник стихов, а продал всего восемьдесят экземпляров. А "Азенкур" мистера Попджоя и вовсе не имел сбыта.
— Ну что ж, тогда сведу своего приятеля к Бангэю, — сказал Уорингтон, слезая со стола.
Угроза подействовала мгновенно. Мистер Бэкон уже готов был всячески пойти навстречу мистеру Уорингтону, и только тут удосужился спросить у своего редактора, какой материал им предлагают. Узнав же, что речь пока идет всего лишь о двух стихотворениях для "Весеннего альманаха", он воскликнул: "Ах, батюшки, да выпишите ему чек", — и Уорингтон, забрав чек, вышел на улицу и с торжествующей улыбкой вручил его Пену. Пен не мог бы возликовать больше, если бы кто-нибудь завещал ему целое состояние. Он тут же стал звать Уорингтона обедать в Ричмонд. И что ему купить матери и Лоре? Он должен поскорее им что-нибудь купить.