Теккерей Уильям Мейкпис
Шрифт:
Горбоносый старичок с лысиной — не иначе как feu [51] Пенденнис; юноша в студенческой шапке и мантии — разумеется, ныне здравствующий маркиз Фэрокский; вдова в молодости — миниатюра миссис Ми; она в том же платье, в каком была сегодня… Ну, допускаю, что сегодняшнее сшито годом позже… а кончики пальцев у перчаток отрезаны, чтобы удобнее было штопать сыну рубашки. А потом прелестная субретка подала чай, и мы ушли, а граф и графиня остались вкушать хлеб с маслом.
51
Покойный (франц.).
Бланш, сидевшая с ним рядом и обожавшая les hommes d'esprit [52] , весело рассмеялась и заявила, что он уморительный человек. Но Пинсент, которому мистер Уэг стал просто противен, не выдержал и громко проговорил:
— Не знаю, мистер Уэг, каких женщин вы привыкли видеть в своем доме, но, ей-же-ей, сколько можно судить по первому знакомству, я в жизни не встречал таких прекрасно воспитанных леди. Надеюсь, сударыня, вы их навестите, — добавил он, обращаясь к леди Рокмиистер, сидевшей по правую руку от сэра Фрэнсиса Клеверинга.
52
Острословов (франц.).
Сэр Фрэнсис наклонился к своей соседке слева и шепнул: "Ага, досталось Уэгу на орехи!" А леди Клеверинг, очень довольная, хлопнула молодого человека веером по руке, улыбнулась ему своими черными глазами и сказала: "Молодец, мистер Пинсент!"
После размолвки с Бланш в отношении Лоры к ее родственнику появилось что-то новое, какая-то едва заметная грусть, не без примеси горечи. Казалось, она и его проверяет на вес и на подлинность; вдова порой замечала, как ясные глаза девушки следят за Пеном и лицо ее выражает чуть ли не презрение, когда он сидит, развалясь в гостиной, или с сигарой в зубах лениво мерит шагами лужайку, или, растянувшись под деревом, смотрит в книгу, которую ему лень читать.
— Что между вами произошло? — спрашивала прозорливая Элен. — Что-то случилось, я вижу. Может, всему виной эта проказница Бланш? Скажи мне, Лора.
— Ничего не случилось.
— Так почему же ты так смотришь на Пена?
— Посмотрите и вы на него, маменька! Мы с вами неподходящее для него общество: ему с нами скучно; для такого гения мы недостаточно умны. Мы стесняем его свободу, и он попусту растрачивает свою жизнь. Ничто его не занимает, он и из дому-то почти не выходит. Даже капитан Гландерс и капитан Стронг ему надоели. А ведь они мужчины, — добавила она с горьким смешком, не то, что мы. Здесь он никогда не будет счастлив. Почему он ничего не делает? Почему не старается чего-то добиться?
— При большой экономии нам всего хватает, — сказала вдова, и сердце у нее заколотилось. — Пен уже сколько месяцев ничего не тратит. По-моему, он ведет себя примерно. По-моему, ему и с нами очень хорошо.
— Не волнуйтесь так, маменька! Не нужно этого. И не грустите оттого, что Пену здесь скучно. Ведь он мужчина, а мужчина должен работать. Он должен составить себе имя, найти себе место в жизни. Вот смотрите: оба капитана воевали; этот мистер Пинсент, что приходил к нам, будет очень богат, а все-таки в государственной службе; он очень много работает, мечтает об имени, о доброй славе. Он говорит, что в Оксбридже Пен был одним из лучших ораторов и числился среди самых способных студентов. Пен смеется над известностью Уэга (он, и правда, очень противный), говорит, что он тупица и такие книги мог бы писать кто угодно.
— Отвратительные книги, — вставила вдова.
— А между тем его все знают. Вот, пожалуйста, в "Хронике графства" пишут: "Прославленный мистер Уэг провел некоторое время в Бэймуте — пусть наши модники и причудники страшатся его язвительного пера". Если Пен умеет писать лучше, чем мистер Уэг, и говорить лучше, чем мистер Пинсент, за чем же дело стало? Право же, маменька, он не может произносить речи для нас двоих, здесь он вообще не может отличиться. Ему нужно уехать, просто необходимо.
— Лора, милая, — сказала Элен, беря ее за руку, — хорошо ли с твоей стороны так его торопить? Я давно жду. Я уже сколько месяцев коплю деньги, чтобы… чтобы отдать тебе долг…
— Полноте, маменька! — перебила Лора и поспешно ее поцеловала. — Это не мои деньги, а ваши. Никогда больше о них не поминайте. Сколько вы скопили?
Элен сказала, что в банке уже более двухсот фунтов, а всю сумму она сможет выплатить Лоре к концу будущего года.
— Отдайте их ему. Пусть возьмет двести фунтов. Пусть едет в Лондон и станет юристом: станет человеком, будет достоин своей матери… и моей, добавила девушка, на что нежная вдова с чувством заявила, что Лора — милая, добрая девочка, дар, ниспосланный ей небом; и думаю, что по этому поводу никто не стал бы с ней спорить.
То был не последний их разговор об этом предмете, и в конце концов твердость и ясное суждение девушки одержали верх; к тому же вдова всегда была готова принести себя в жертву. Но она помнила о своей заветной цели и, когда пришло время сообщить Пену об этих новых планах, не преминула ему рассказать, кто первым до них додумался: это Лора настаивает на том, чтобы он ехал в Лондон учиться; это Лора слышать не хочет о возврате денег, которые у нее взяли, чтобы уплатить его… его долги после Оксбриджа; это Лоре он должен быть благодарен, если и сам сочтет, что ему надобно уехать.