Поскольку мистер Алтамонт провел в буфете весь вечер и не терял там времени, вино оказало на него действие, и он все еще продолжал пить, когда вошли мистер Стронг и мисс Амори.

Когда шевалье, привлеченный шумом в зале, выбежал за дверь, полковник поднялся с места, красные его глазки разгорелись как уголья, и он нетвердой походкой двинулся к Бланш. То ли она была поглощена мороженым, очень свежим и вкусным; то ли, в отличие от лакеев, бросившихся вслед за шевалье Стронгом, не спешила узнать, что творится в соседней комнате; но когда она наконец подняла голову, незнакомец стоял перед ней и сверлил ее своими красными глазками. Кто бы это мог быть? Как интересно!

— Так вы, значит, Бетси Амори? — спросил он. — Бетси Амори, ха-ха!

— Кто… кто вы такой? — спросила Бетси, она же Бланш.

Однако шум в зале так усилился, что нам следует поскорее воротиться туда и поглядеть, что же там происходит.

У окна в углу залы, неподалеку от той двери, в которую вбежал шевалье Стронг, разгоралась междоусобица, звучала громкая брань, царила невообразимая толкотня и давка. Из толпы, собравшейся под открытым окном, неслись насмешливые выкрики: "Так его!", "Что смотрит полиция?" — и тому подобное; и в одной стороне кольцо гостей, среди которых выделялась мадам Фрибсби, окружило мосье Альсида Мироболана, в то время как в другой несколько мужчин и дам обступили нашего друга Артура Пенденниса. Стронг легко протиснулся в гущу битвы, задев по дороге мадам Фрибсби, которая страшно обрадовалась его появлению и закричала не своим голосом: "Спасите его, спасите!"

Виновником всей этой кутерьмы был разгневанный начальник кухни сэра Фрэнсиса Клеверинга. Когда Стронга уже не было в зале, а мистер Пен, донельзя обозленный своим падением, сделавшим его посмешищем всей Англии, и вдобавок холодностью мисс Амори, еще усугубившей его обиды, пытался охладить свой телесный и душевный пыл, глядя на мерцающее вдали спокойное море, когда он искренне старался овладеть собой и в глубине души, вероятно, уже понимал, что весь вечер вел себя очень глупо и некрасиво, — он вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку и, оглянувшись, с ужасом убедился, что это рука мосье Мироболана: бледный, с растрепанными кудрями, он сверлил Пена яростным взглядом. Чтобы тебя хлопал по плечу повар-француз — такой фамильярности потомок Пенденнисов не мог стерпеть. Кровь предков вскипела у него в жилах, он остолбенел от бешенства и еще больше — от изумления.

— Вы говорите по-французски? — спросил Мироболан на своем родном языке.

— А вам какое дело? — спросил Пен по-английски.

— Или хотя бы понимаете? — продолжал тот с поклоном.

— Да, сэр, — отвечал Пен, топнув ногой. — Отлично понимаю.

— Vous me comprendrez alors, Monsieur Pendennis, — заговорил Мироболан, по-гасконски раскатывая "р", — quand je vous dis que vous etes un lache. Monsieur Pendennis — un lache, entendez-vous? [56]

— Что такое? — вскричал Пен, круто поворачиваясь к нему.

— Вы понимаете значение этого слова и как на него должен ответить благородный человек? — повторил артист, уперев руку в бок.

— Ответ будет тот, что я вышвырну вас в окно, наглый вы негодяй! заорал мистер Пен, бросаясь на француза; и очень возможно, что он привел бы свою угрозу в исполнение, ибо окно находилось рядом, а противник был явно слабее его, когда бы их не разняли капитан Слонки и другой офицер; когда бы не завизжали дамы, когда бы не смолкли скрипки; когда бы вся толпа танцующих не устремилась в их сторону; когда бы Лора, стараясь разглядеть что-нибудь поверх чужих голов, не стала в тревоге умолять, чтобы ей сказали, что произошло; когда бы Стронг вовремя не примчался из буфета и не увидел, что Альсид, скрежеща зубами, ругается по-гасконски, а у Пена глаза мечут молнии, хотя он, помня о присутствии дам, прикидывается совершенно спокойным.

— Что случилось? — спросил Стронг по-испански.

— Я кавалер Июльского ордена, — выкрикнул Мироболан, колотя себя в грудь, — а он меня оскорбил.

— Что он вам сказал?

— Il m'a appele cuisinier [57] , прошипел француз.

Стронг едва удержался от смеха.

— Пойдемте со мной, бедный мой шевалье, — сказал он. — Разве можно ссориться при дамах! Пойдемте, я лично передам ваш вызов мистеру Пенденнису… Бедняга не в своем уме, — шепотом объяснял он тем, кто стоял поближе; в то время как другие, и среди них встревоженная Лора, собрались вокруг Пена и допытывались у него о причине ссоры.

Пен уверял, что не знает.

— Этот тип предложил руку одной молодой леди, а я сказал, что он повар. Тогда он обозвал меня подлецом и вызвал на дуэль. Признаюсь, это меня возмутило и если бы вы, господа, не удержали меня, я бы вышвырнул его в окно.

— И поделом ему, черт возьми. Так им и надо, чертовым иностранцам! решили мужчины.

— Впрочем, я… я очень сожалею, если обидел его, — добавил Пен, и Лора порадовалась, услышав эти слова, а кто-то из молодых щеголей возразил:

— Да ну его — что с ними церемониться, с нахалами.

— Ты ведь предложишь ему помириться, верно, Пен? — сказала Лора, подходя ближе. — Может быть, иностранцы щепетильнее нас, и обычаи у них другие. Если бы ты обидел бедняка, ведь ты, я знаю, первый попросил бы прощенья, верно?

Ее лицо сияло такой ангельской добротой, что Пен взял ее за обе руки, заглянул ей в глаза и ответил, что, конечно, попросил бы.

"Как эта девушка меня любит! — подумал он. — Может быть, теперь же и поговорить с нею?.. Нет, потом, сперва нужно выпутаться из этой идиотской истории с французом".