Стихотворения
вернуться

Языков Николай Михайлович
Шрифт:

" Налей и мне, товарищ мой, "

Налей и мне, товарищ мой, И я, как ты, студент лихой: Я пью вино, не заикаясь, И верен Вакху мой обет: Пройду беспечно через свет, От хмеля радости качаясь. Свобода, песни и вино, — Вот что на радость нам дано, Вот наша троица святая! Любовь — но что любовь? Она Без Вакха слишком холодна, А с Вакхом слишком удалая. Вчера я знал с Лилетой рай, Сегодня та и тот — прощай: Она другого полюбила; Но я не раб любви моей, Налейте мой стакан полней! Не за твое здоровье, Лила! А то ли Бахус, о друзья, Он усладитель бытия, Он никогда не изменяет: Вчера, сегодня, завтра — наш! Любите звон веселых чаш: Он глас печали заглушает!

" От сердца дружные с вином, "

От сердца дружные с вином, Мы вольно, весело живем: Указов царских не читаем, Права студентские поем, Права людские твердо знаем; И жадны радости земной — Мы ей — и телом и душой! Когда рогатая луна На тверди пасмурной видна, — Обнявши деву молодую, Лежим — и чувствует она Студента бодрость удалую. И, суеверие людей, Не ожидай от нас мощей! Наш ум свободен: и когда, Как не гремит карет езда, И молчаливо пешеходы Глядят, как вечера звезда Сребрит стихающие воды Бродя по городу гурьбой, Поем и вольность и покой! От сердца дружные с вином, Мы шумно, весело живем, Добро и славу обожаем, Чинов мы ищем не ползком, О том, что будет, не мечтаем; Но радость верную любя, Пока мы живы — для себя!

ГИМН

Боже! вина, вина! Трезвому жизнь скучна Пьяному рай! Жизнь мне прелестную И неизвестную, Чашу ж не тесную Боже подай! Пьянства любителей, Мира презрителен Боже храни! Души свободные, С Вакховой сходные, Вина безводные Ты помяни! Чаши высокие И преширокие Боже храни! Вина им цельные И неподдельные! Вина ж не хмельные Прочь отжени! Пиры полуночные, Зато непорочные Боже спасай! Студентам гуляющим, Вино обожающим, Тебе не мешающим Ты не мешай!

К ***

Кому достанется она

Кому достанется она Нерукотворная Мария? Она для неги рождена: Глаза, как небо, голубые, И мягкость розовых ланит, И все — готовое для счастья — К ней соблазнительно манит Живую жажду сладострастья! Блажен, кто первый обоймет Ее красы на ложе ночи, Ее прижмет, еще прижмет, И задрожав, закроет очи!

[А. С. ДИРИНОЙ]

"Когда в моем уединенье"

Les vers sont en effet la musique de l'ame!

Voltairel [3]
Когда в моем уединенье Не существует ни гроша, Грустит мое воображенье И то же делает душа; Когда у господа — финансов Я умилительно прошу И ни студенческих романсов, Ни важных песен не пишу; Сии минуты роковые, В их безотрадной тишине, Напоминают часто мне Кармана радости былые, И вдохновение, и вас; Я не забыл, как мой Пегас, Слуга живой и неизменной, Необходимости служил — И мне отраду приносил От доброты незаслуженной! 0! сильно чувствует поэт! В душе, лишь гению послушной, Притворства нет, и лести нет, И нет надежды малодушной. Неблагодарность все века Открыто славилася в мире И в одеянье бедняка, И в императорской порфире, — И свет таков, каков он был. Но в длинных летописях света Скажите: кто же находил Неблагодарного поэта? Один, с поникшей головой, В моем приюте одиноком, Сижу в молчании глубоком И в светлый час, и в час ночной — Мечты чуть живы, не играют, И часто с утра до утра По Дерпту целому летают Искать бумажного добра — И ничего не обретают! Без денег с немцами — беда: Они приятны для досугов, Но их приятность никогда Не лечит денежных недугов! Но вы, которые ко мне — За что, не знаю — благосклонны… У вас мой дух неугомонный, Как на родимой стороне, Отраду чистую находит; Не к вам ли, скучная порой, С непринужденною тоской Моя поэзия приходит? О, будьте духу моему Благотворителем, как были — И то, и то, и то ему Простите — если не простили!

3

Действительно, стихи — музыка души. Вольтер. [Ред.]

АЛА

Ливонская повесть

(посвящена М. Н. Дириной)

В стране любимой небесами, Где величавая река Между цветущими брегами Играет ясными струями; Там, где Албертова рука Лишила княжеского права Неосторожного Всеслава; Где после Грозный Иоанн, Пылая местью кровожадной, Казнил за Магнуса граждан Неутомимо беспощадно; Где добрый гений старины Над чистым зеркалом Двины Хранит доселе как святыню Остатки каменной стены И кавалерскую твердыню. В дому отцовском, в тишине, Как цвет Эдема расцветала Очаровательная Ала. Меж тем в соседней стороне, Устами Паткуля, к войне Свобода храбрых вызывала; И удалого короля Им угнетенная земля С валов балтийских принимала. Когда, прославившись мечем, Он шел с полуночным царем Изведать силы боевые, Не зная, дерзкой, как бодра Железной волею Петра Преображенная Россия. Родитель Алы доходил К пределу жизненной дороги; Он долго родине служил. Видал кровавые тревоги, Бывал решителем побед; Потом оставил шумный свет, И, безмятежно догорая, Прекрасен был, как вечер мая, Закат его почтенных лет. Но вдруг — и кто не молодеет? Своим годам кто помнит счет, Чей дух не крепнет, не смелеет. Чья длань железа не берет, И взор весельем не сверкает, И грудь восторгом не полна, Когда знамены развевает За честь и родину война? Он вновь надел одежду брани, Стальную саблю наточил — Казалось, старца оживил Священный жар его желаний! Он позвал дочь и говорил: "Уже лишен я прежних сил Неумолимыми годами; Прошла пора, как твой отец Был знаменитейший боец Между ливонскими бойцами, Свершал геройские дела; Все старость жадная взяла. Не все взяла! Еще волнует Мою хладеющую кровь К добру и вольности любовь! Еще отрадно сердце чует Их благодетельный призыв, Ему, как юноша, внимаю И снова смел, и снова жив Служить родительскому краю. Проснитесь бранные поля, Пируйте мужество и мщенье! Что нам судьбы определенье? Опять ли силы короля Подавят милую свободу? Или торжественно она Отдаст ливонскому народу Ее златые времена? Победа — смерть ли — будь что будет! Лишь бы не стыд! Пускай же нас К мечтам, хотя в последний раз, Глас родины, как неба глас, От сна позорного пробудит!" Сказал, и взоры старика Мятежным пламенем сверкали, И быстро падала рука На рукоять военной стали: Так в туче реется огонь, Когда с готовыми громами Она плывет под небесами, Так, слыша битву, ярый конь Кипит и топает ногами. Так незастенчивый для вас Давно я начал мой рассказ, Давно мечтою вдохновенной Его я создал в голове, Ему длина тетради в две, Предмет — девица, шум военный, Любовь и редкости людей; Наш Петр, гигант между царей, Один великий, несравненный, И Карл, венчанный дуралей — Неугомонный, неизменный, С бродяжной славою своей. Высоким даром управляя По вдохновенью, по уму Я ничему и никому На поле муз не подражая Певец лихих и страшных дел Я буду пламенен и смел, Как наша юность удалая, И песнь торжественно живая Свободна будет и ясна, Как безмятежная луна! Как чистый пурпур небосклона, Стройна, как пальма Диванона, И как душа моя скромна! Вчера, как грохот колокольный Спокойный воздух оглашал В священный час, небогомольный Я долг церковный забывал! Мечты сменялися мечтами, Я музу радостную звал С ее прекрасными дарами — И не послушалась она! А я — невольно молчаливый Смирил душевные порывы И сел печально у окна. Придет пора и недалеко! Я для Парнаса оживу, Я песнью нежной и высокой Утешу русскую молву; Вам с умилительным поклоном Представлю важную тетрадь Стихов, внушенных Аполлоном, И стану сердцем ликовать!

ЕВПАТИЙ

"Ты знаешь ли, витязь, ужасную весть? — В рязанские стены вломились татары! Там сильные долго сшибались удары, Там долго сражалась с насилием честь, Но все победили Батыевы рати: Наш град — пепелище, и князь наш убит!" Евпатию бледный гонец говорит, И, страшно бледнея, внимает Евпатий. "О витязь! я видел сей день роковой: Багровое пламя весь град обхватило: Как башня, спрямилось, как буря, завыло; На стогнах смертельный свирепствовал бой, И крики последних молитв и проклятий В дыму заглушали звенящий булат — Все пало… и небо стерпело сей ад!" Ужасно бледнея, внимает Евпатий. Где-где по широкой долине огонь Сверкает во мраке ночного тумана: То грозная рать победителя хана Покоится; тихи воитель и конь; Лишь изредка, черной тревожимый грезой, Татарин впросонках с собой говорит, Иль вздрогнув, безмолвный, поднимет свой щит, Иль схватит свое боевое железо. Вдруг… что там за топот в ночной тишине? "На битву, на битву!" взывают татары. Откуда ж свершитель отчаянной кары? Не все ли погибло в крови и в огне? Отчизна, отчизна! под латами чести Есть сильное чувство, живое, одно… Полмертвого руку подъемлет оно С последним ударом решительной мести. Не синее море кипит и шумит, Почуя незапный набег урагана: Шумят и волнуются ратники хана; Оружие блещет, труба дребезжит, Толпы за толпами, как тучи густые, Дружину отважных стесняют кругом; Сто копий сражаются с русским копьем… И пало геройство под силой Батыя. Редеет ночного тумана покров, Утихла долина убийства и славы. Кто сей на долине убийства и славы Лежит, окруженный телами врагов? Уста уж не кличут бестрепетных братий, Уж кровь запеклася в отверстиях лат, А длань еще держит кровавый булат: Сей падший воитель свободы — Евпатий!

ЕЩЕ ЭЛЕГИЯ

"Как скучно мне: с утра до ночи"

Как скучно мне: с утра до ночи Лежу и думаю: когда Моя окончится беда, Мои яснее будут очи. Бывало: пылкая мечта Ко мне веселая летала, И жизни тихой красота Мою надежду чаровала. Бывало: позднею порой Прекрасный ангел песнопений В тиши беседовал со мной И ободрял мой юный гений. Но быстро, быстро пронеслось Мое веселье золотое: Теперь что вздумаю — пустое, Теперь стихи мои — хоть брось! Но все пройдет как сновиденье: Я буду счастлив и здоров, И вновь святое вдохновенье Проснется для моих стихов. Такие чувствует печали Богач, которого казну Его завистники украли: Он грустно помнит старину; Но мысль надежная сверкает В его печальной голове, И он — в Управу посылает Сказать о важном воровстве: Его сокровища найдутся, Тоска исчезнет, как мечта — И благовидно улыбнутся Уже спокойные уста.