G галерки доносится шум, но мне не хватает храбрости обернуться: я рискую снова увидеть лицо Делии. А видеть его мне еще рано. Эндрю прячет лицо в ладонях, и я дожидаюсь, пока он возьмет себя в руки. Когда он наконец поднимает голову, красные, воспаленные глаза его смотрят на всех присяжных одновременно.

– Может, я и похитил свою дочь. Может, я и нарушил закон. Но вы не можете говорить, что я поступил неправильно.

В моей голове кружится калейдоскоп вопросов, но к суду они отношения не имеют – все они имеют отношение лишь к той женщине, что сидит в десяти футах от меня и чью жизнь только что снова перевернули с ног на голову.

– У защиты больше нет вопросов, – бормочу я.

Но не успеваю я дойти до своего места, как встает Эмма Вассерштайн.

– Обвинение вызывает Делию Хопкинс.

Я оборачиваюсь.

– Но так нельзя!

– На каком основании?

«На таком основании, что я люблю ее».

Никто не решается заговорить, пока Фиц проводит Делию к трибуне и открывает перед ней деревянную дверцу. Двигается она медленно, осторожно. Усаживаясь, не смотрит ни на меня, ни на отца. Внутри нее танцуют призраки – я вижу их силуэты в окнах, ранее служивших ей глазами.

– Мисс Хопкинс, – говорит Эмма, – вы помните что-либо о сексуальных посягательствах со стороны Виктора Васкеза?

Делил качает головой.

– Зафиксируйте в протоколе, что свидетельница дала отрицательный ответ, – говорит Эмма. – У меня все.

Судья переводит взгляд в мою сторону.

– Мистер Тэлкотт?

Я готов уже было мотнуть головой – лучше пускай меня вскроют кухонным ножом, чем заставят опять допрашивать Делию, – но Крис Хэмилтон хватает меня за руку.

– Если ты не подожжешь фитиль немедленно, – шепчет он, – нам конец.

И я встаю. «Прости меня, – мысленно взываю я к ней. – Я делаю это ради тебя».

– Вы действительно не помните сексуальных посягательств со стороны Виктора Васкеза?

Она удивленно смотрит на меня. Уж от кого-кого, но от меня она никак не ожидала такого язвительного тона.

– Мне кажется, забыть такое достаточно проблематично, – говорит она.

– Возможно, – спокойно соглашаюсь я. – С другой стороны, как вас похитили, вы тоже не помните.

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть, какую рану ей нанес.

Судьба распоряжается так, что перерыв требуется не мне, а Эмме: пять минут спустя у прокурора отходят воды. Ее отвозят в больницу на «скорой помощи», а следующее заседание назначают через пять дней.

Делию с Фицем я нахожу в конференц-зале на верхнем этаже, где они нашли укрытие от обезумевших и, как кажется, размножившихся за день журналистов. Она по-прежнему в смятении, но теперь к нему примешана явная злоба.

– Как ты мог так поступить со мной? – кричит она. – Ты все это придумал!

Я подхожу к ней. У меня неожиданно возникает чувство, что это – лишь мыльный пузырь в форме Делии, и если я подойду слишком близко, то он попросту лопнет.

– Честное слово, Ди, это никакой не заговор. Я не знал, что это произойдет.

Когда она смотрит на меня, у меня сердце обливается кровью.

– Тогда почему я вообще не знала, что это произошло?

Потому что я трус – таков мой беззвучный ответ.

– Мне нужно ехать в тюрьму, – мягко говорю я. – Поговорить с твоим отцом.

Легонько сжав ей плечо, я выхожу из зала и бегом пускаюсь к тюрьме Мэдисон-Стрит, где прошу разрешения встретиться с Эндрю.

Для взятия показаний нужно было нанять следователя, а не делать все самому, тогда я мог бы оспорить его слова и спасти это дело. Я молча жду, пока Эндрю усядется и заговорит первым.

– Что теперь будет? – наконец спрашивает он.

– Давайте-ка вы сперва объясните, что уже было.

Он кладет руки на изрезанную столешницу и проводит большим пальцем по корявой надписи «Тупак жив!».

– Сам посуди, какой еще мужик будет волочиться за бабой, которая, во-первых, замужем, во-вторых, пьяница, а в-третьих, живет с маленькой дочкой.

– Эндрю, – в отчаянии говорю я, – нельзя же бросать бомбу под конец суда! Почему вы не упомянули об этом раньше? Я бы выстроил идеальную линию защиты.

Мне удавалось скрывать это двадцать восемь лет, чтобы она могла жить нормальной жизнью.

Я в бессилии дергаю себя за волосы.

Эндрю, у нас нет никаких доказательств. Даже Делия не помнит, как это происходило.