– НЕТ! – слишком громко выкрикивает Эндрю.

Я возвращаю купюру Крису.

– Тогда почему же, мистер Хопкинс?

– Потому что Элиза должна была оставаться мертвой, чтобы мы жили по-старому. Мы с Делией были счастливы. Если бы я сказал ей правду, мы бы лишились этого счастья. Я не хотел рисковать.

– О, я вас умоляю… – ехидничает Эмма. – Вы рисковали только разоблачением, только своей свободой.

Эндрю пристально смотрит на меня.

– Вы понятия не имеете, какой я человек.

Прокурор возвращается к своему столу.

– Думаю, вы ошибаетесь, мистер Хопкинс. Я прекрасно понимаю, какой вы. Я считаю, что вы неуравновешенный человек, который лжет и совершает глупости, когда растерян.

– Протестую!

Но Эндрю уже не слышит меня – он сосредоточил все внимание на Эмме, которая снова направляется к нему.

– Это правда, что вы уже имели неприятности с законом из-за своего необузданного темперамента?

– Я не знаю, что вы имеете в виду.

– Узнав, что ваша жена завела роман с мистером Васкезом, вы совершили на него нападение.

– Да.

– Вы ужасно разозлились.

– Да.

– Он был с вашей женой и вашей дочерью, так?

– Да. – Голос Эндрю натянут как струна.

– И вы не хотели спускать ему это с рук.

– Точно.

Я напрасно пытаюсь поймать взгляд Эндрю, сфокусировать его внимание, прежде чем спровоцированная Эммой ярость вырвется наружу. Я никогда еще не видел его таким. Глаза его стали темными и твердыми, как агат, лицо перекосилось.

– Я видел, что он делает…

Эмма подходит к нему вплотную.

– И вы решили избить его до потери сознания, верно, мистер Хопкинс? Вы набросились на него на глазах у трехлетнего ребенка.

– Яне…

– Вы увидели то, что вам не понравилось, то, что оскорбило ваше самолюбие, и, вместо того чтобы взвесить все возможные варианты, вы взяли на себя смелость уладить все по-своему, не задумываясь, кто при этом пострадает и какие законы будут нарушены…

– Вы не…

– Вы нарушили закон тогда и сделали это снова, когда похитили Бетани Мэтьюс, так ведь?!

Теперь уже даже мне видно, как он дрожит.

– Он развращал мою дочь! Этот сукин сын развращал ее и продолжал делать это полгода спустя. Тогда я ее и увез.

Даже если бы в этот момент рухнул потолок, это шокировало бы меня меньше. Признание повергает всех нас в транс Эмму, судью, меня. Я оглядываюсь в поисках Делии и нахожу ее по белому овалу лица.

– Протестую, Ваша честь! – кричит Эмма, придя в себя первой. – Это заявление ничем не подтверждено.

Я понимаю, что должен действовать, но не могу оторвать глаз от Делии. Она вянет в одночасье, как стебель молочая, из которого вырвали сердцевину. Боковым зрением я как в тумане вижу Криса, идущего к трибуне.

– Разумеется, не подтверждено. Если бы у нашего клиента имелись доказательства, он своевременно предоставил бы их правоохранительным органам и мы не сидели бы здесь сегодня. Но мистеру Хопкинсу пришлось незамедлительно среагировать…

Судья стучит молоточком, призывая к порядку. Я вижу, как Фиц обнимает Делию и шепчет ей на ухо слова поддержки. Я разворачиваюсь лицом к главной сцене.

– Ваша честь, я прошу объявить перерыв. Мне нужно побеседовать с клиентом.

– Исключено! – вопит Эмма. – Их нельзя отпускать в конференц-зал. Если подсудимый сказал на слушании что-то, о чем не был извещен его адвокат, пусть сам справляется с последствиями.

– Мистер Тэлкотт, – говорит судья, – я не понимаю, что здесь происходит. Похоже, вы тоже. А потому, будьте добры, скажите, что я заблуждаюсь.

Я смотрю на Эндрю и вспоминаю, как однажды он научил меня карточному фокусу. Фокус был несложный, обычная ловкость рук, но по моей реакции можно было подумать, что я превратился в Дэвида Копперфильда. Эндрю только смеялся и приговаривал: «Это просто пыль в глаза».

Теперь же карты спрятаны в рукаве у меня. Я нарушаю первое правило прямого допроса: задаю вопрос, ответ на который не знаю и не желаю знать.

– Эндрю, – прошу я, – расскажите об этих… домогательствах.

– Я подозревал, что Элиза завела себе любовника, поэтому вернулся домой пораньше, рассчитывая их застукать… – Он закрывает глаза. – Я заглянул в окно и увидел, что Элиза спит на кровати одна, а вот в гостиной… Бет смотрела телевизор, сидя у него на коленях, а он… поглаживал ей спинку. Но тут он полез ей под юбку и… – Эндрю опирается на локти, плечи его подрагивают. – Он трогал ее. Лапал мою дочь. И всякий раз, когда Элиза напивалась бы или ложилась спать, он делал бы это снова. Я избил его. Но этого было недостаточно.