Шрифт:
И она расхохоталась и положила трубку.
Настя
У Насти был секретный телефон медцентра – этого несчастного «Катран-меда». Его никогда не давали никаким больным и родственникам. По нему всегда отвечали или Сеня, или его верный партнер Ваня Тау.
Сенька не появлялся там вот уже целую неделю. Его молчание ее всерьез задело. Она ушла от него – а ему как будто того и надо. Даже перестал интересоваться, как они там с Николенькой. А вдруг им нужно что? Или они заболели?…
Конечно, Настя понимала: во время последнего разговора с ним она была не права. Наговорила сгоряча лишку.
Много лишнего она наговорила. Но ведь он-то сам!… Он-то еще более не прав! И теперь… Теперь он мог бы… Нет, конечно, не извиниться – этого от Сеньки не дождешься, слишком гордый! – но хотя бы сделать какие-то шаги навстречу…
«А может, с Арсением случилось что?» – думала Настя. Заболел? Или обиделся на нее настолько сильно, что решил порвать с ней совсем? Без всяких дополнительных объяснений, ссор, выяснения отношений?…
При мысли, что она, быть может, никогда в жизни больше не увидит Арсения, Настя почувствовала дурноту.
«Нет!! Я не могу так просто с ним расстаться! Не могу!»
…Настя засиделась в издательстве. Корпела над очередной рукописью. Все коллеги давно ушли. Уехал и босс – Андрей Иванович.
Она решительно придвинула к себе телефон.
«Наверняка Сенька на работе, – подумала она. – У него ведь там, в „Катран-меде“, неприятности. Да еще какие!… А я-то, я!… – стала она вдруг корить саму себя. – Мало того, что ничем ему в сложный момент не помогла, – даже добрым словом не поддержала!… Наоборот, постаралась еще сильней его унизить. Да что там унизить – растоптать!… Бедный мой Сенька!… – запоздало пожалела она. – Но и он-то тоже хорош! С его вечными пьянками, с постоянным домашним недовольством, выяснением, блин, каких-то отношений!… Как будто он не понимает, дурак, что я люблю (и любила!) – только его!…»
Телефон медцентра – пусть даже секретный – долго был занят.
Настя набирала номер раз, другой, третий…
«Наверное, больные все-таки номер прознали… Или Сенька кому-то названивает… Кому-нибудь из чиновников… Пытается свой кооператив спасти…»
Наконец, раза с десятого, ей ответили. Недовольный мужской голос буркнул:
– Алло!
Голос был не Сенькин. Не сразу, но Настя узнала его: это был Ваня Тау. Она лично с ним незнакома, но по телефону говорила много раз.
– Арсения можно? – спросила она и сама подивилась: как искательно, несмело прозвучал ее голос.
– А кто это говорит? – резко бросил Тау.
– Это… Это его… – Настя на секунду задумалась: может ли она, тем более сейчас, именоваться Сениной женой, и поправилась: – Это звонит Настя.
В ответ хмыкнули:
– Ах, это Настя!… – В голосе Тау Насте послышалась то ли насмешка, то ли презрение. А затем он с затаенным торжеством отрезал: – Арсения нет.
– А где он?
– Да ведь он же болеет, – хмыкнул Тау. – Я думал, он дома. С вами.
– Спасибо, – пробормотала Настя и во избежание каких бы то ни было расспросов повесила трубку.
И тут же, не раздумывая, набрала их домашний номер.
Арсений
После звонка Милки Сене больше всего хотелось закрыть дверь на засов, отключить телефон и опять плюхнуться в постель. Голова была пустой и тяжелой, как немытый котел из-под тюремной перловки.
Однако он сделал над собой усилие – отправился в ванную.
Залез в душ. Под струями воды – горячей, холодной, потом обжигающе горячей, затем пронзительно холодной – стал смывать с себя пот и похмелье.
Приходил в чувство. Мылил и драил себя мочалкой. Оглаживая свое тело – несмотря на полное отсутствие спорта в его жизни, крепкое, мускулистое – думал: «Да и черт с ней, с Настей!… Ушла – так ушла. Тоже мне, цаца. Проживу и без нее. Раз она такая наглая и гордая… Мне двадцать шесть лет. Я здоровый, молодой и сильный. И денег у меня полно… Не будет рядом Настьки – будет кто-нибудь еще. Может, Милка. А может, другая. Девок в Москве полно. Молодых, и красивых, и умных… И любая за счастье почтет…»
Словно в доказательство – несмотря на многодневную пьянку (а может, и благодаря ей) – его дружок подтянулся, наполнился силой… Пришлось, чтоб успокоиться, сделать душ совсем ледяным…
Потом Арсений долго брился (два раза порезался старым станком), чистил зубы… Затем проветривал в квартире, кормил оголодавших рыб, убирал постель, выносил на помойку пустые бутылки – их оказалось ровно пятнадцать…
В голове после многодневного пьянства была восхитительная пустота. И когда в десять минут девятого раздался звонок в дверь, Арсений открыл, а на пороге оказалась Милка с тяжелой сумкой в руках, он немедленно, не давая снять дубленку, притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, потом сказала: «Пусти, сумасшедший…» Бережно поставила сумку на пол, прошептала: «Там еда…»