Шрифт:
— Благодарить милицию за нарушение покоя?
— Покой был полный. Ты спал без наркоза, ничего не слышал и, если бы не прочитал в газете…
— А что я тебе говорю, Леопольд, — ухватилась за эти слова Анна. — Не надо читать газет. Они только портят настроение.
— При чем тут газеты, Аннушка, — буркнул доктор. — Они действительно раздражают и дурно действуют на нервную систему. Но я не могу понять другого: почему в моем доме нарушается покой… И… — Он махнул рукой.
Отдых был испорчен. Доктор вышел в сад. Цветы и зелень его всегда успокаивали.
Доктор миновал клумбы и в задумчивости направился по аллее к яру.
Этот день приносил ему одно беспокойство за другим. Из беседки доносилась песня, да какая! Пускай бы Моцарт, Чайковский, Брамс… Нет, звучало что-то незнакомое, непонятное:
Взвейтесь кострами, Синие ночи. Мы пионеры — Дети рабочих.Пионеры…
На скамейке он увидел дочь. Она стояла и дирижировала. А два мальчика в красных галстуках пели.
— Моя дочь! — остолбенел Леопольд Антонович. Тамара заметила отца, спрыгнула со скамейки и подбежала к нему.
— Почему ты не отдыхаешь, папочка? — спросила виновато.
— Это я должен тебя спросить: почему ты согласно распорядку, заведенному в нашем доме, не отдыхаешь?
— А мы очень хорошо отдыхаем! Мы поем. Леопольд Антонович взглянул на Юру, потом немного дольше задержал взгляд на Леше.
— И ты надел галстук? Ты же был хорошим мальчиком?
— За это ему и повязали красный галстук, — ответил за Лешу Юра.
— За это? — Леопольд Антонович круто повернулся и пошел к дому.
Тамаре следовало идти за отцом, но как она могла вдруг оставить ребят?
— Папочка… — сделала она несколько шагов за ним, чтобы спросить: «Ну почему нам нельзя поиграть? Ведь Юра и Леша очень хорошие мальчики. И они тоже любят песни и музыку…» Но отец, сердито сверкнув стеклами очков, молча удалился.
Тамара остановилась: «Ничего он не поймет…» Опустив голову, она вернулась к ребятам.
— Папа рассердился на меня… Я пойду, пожалуй…
— Наши красные галстуки ему не понравились… — сказал Юрка.
— А если бы он увидал красный галстук на мне? — вздохнула Тамара. — Странно как-то получается: Леша был хороший мальчик, а как повязал пионерский галстук — вдруг стал плохой…
— Антихристом, как говорит Листрат… — пошутил Лешка.
— Этот Листрат повторяет слова своего отца. А он человек темный, отравленный религией и водкой. Тут все понятно. А вот Леванцевич образованный. Даже за границей учился. Доктор! — пожал плечами Юрка.
Тамаре было досадно за отца.
— Папа хороший доктор. Его все хвалят. Он много людей вылечил и спас. Но в пионерах он решительно не разбирается…
— Потому что он старорежимный, — повторил Леша не раз слышанные о докторе Леванцевиче слова.
— Твой отец тоже вырос в старое время, — возразил Юрка. — Но он не против пионеров…
— Так он же рабочий. И на фронте за революцию воевал…
— В том-то и дело…
— Мой папа не воевал за революцию, — вздохнула Тамара. — Значит, мне никогда не быть пионеркой. Я так завидую вам…
Ребятам стало жалко Тамару. Разве она виновата, что ее отец не боролся за революцию! Но как и чем ей помочь?
— А что если упросить Зинаиду Антоновну, чтобы она поговорила с доктором? Все же он ее брат. Тетя Зина не против пионеров, — предложил Юрка.
Тамара покачала головой:
— Не послушает он тетю Зину. И она не станет его расстраивать такими разговорами. О, если бы тетя Зина была моей мамой! Она бы не возражала против того, чтобы я поступила в пионеры…
— Тетя Зина очень хорошая, — подтвердил Лешка. — Если бы все были такие, как она.
— Папа тоже говорил, что Зинаида Антоновна — «сознательный советский гражданин». Ведь она сообщила папе, что какой-то «больной» сделал отпечаток ключа от дверей клиники доктора, — дополнил Юрка.
— А я эту записку отнесла, Юра, твоему папе в больницу. Я даже не думала, что это очень важно.
— Ты поступила как пионерка! — похвалил ее Юрка.
— Как пионерка… — повторила задумчиво Тамара. — А галстук не смею носить…