Вскоре после своего благородного поступка, оказавшегося последним его добрым делом, отец Иеротей тихо скончался.

Когда его сундук открыли, на дне нашли только один мешок с серебряной монетой — на похороны и для раздачи бедным.

Викентий не был на его погребении. На другой день после описанного нами события он, гонимый стыдом, покинул монастырь и уехал в Клисуру.

Едва очутившись за порогом дядюшки Мичо, Колчо, к величайшему изумлению прохожих, пустился бежать по улице — он спешил к Раде, чтобы поскорее сообщить ей радостную весть.

У нее он решил вести себя более сдержанно. Ведь его прыжки и крики, так переполошившие мужчин, могли до смерти напугать и без того уже запуганную девушку. Но подобное самообладание было выше его сил. Он боялся, что задохнется от предательской радости, если вздумает обуздать ее хоть на миг. Подойдя к дому, в котором жила Рада, Колчо почувствовал, что сердце у него колотится вовсю, и, чтобы заглушить его, запел во весь голос свой шуточный тропарь.

Рада немедленно открыла дверь.

— Добро пожаловать, Колчо! — приветливо сказала она.

— Рада, милая, здесь нет никого чужих? — спросил Колчо.

— Нет, Колчо, я, как всегда, одна. Колчо уже задыхался от волнения.

— Садись, Колчо, отдохни, хорошенько отдохни! — говорила Рада, приняв его волнение за усталость.

Колчо стоял перед девушкой, вперив в нее слепые глаза.

— Рада, милая, с тебя причитается — я с доброй вестью! — выпалил он вдруг. Это была его единственная уступка велениям разума.

Сердце у Рады забилось. Она почувствовала, что сейчас услышит что-то необычайно радостное, и ей стало страшно. «Добрый ангел привел сюда этого Колчо», — подумала она.

— Что такое, Колчо?

— Радуйся, милая девушка, радуйся великой «радостью!.. Недаром тебя Радой зовут!

И, по-детски подпрыгнув, Колчо снова запел, чтобы овладеть собой:

Рада онемела. Она уже догадывалась.

— Полно, Колчо, не пугай! — едва слышно прошептала она.

— Я тебя не пугаю, я только одно говорю: радуйся… Он жив!

Колчо не выполнил своего решения, принятого на улице, — он не смог постепенно подготовить девушку к радостной вести. На подобное самообладание скорее способны зрячие — их взбудораженные чувства могут быть временно заглушены тысячью разных внешних впечатлений. Но слепой, как и всегда, блуждал в океане тьмы, куда в эти минуты проникал лишь один светлый луч, где сияла лишь одна радость. Попробуй тут не дать этой радости выхода в словах — она сама даст о себе знать прыжками пли криками… Так или иначе — душа хотела излиться без промедления.

Последние слова слепого девушка уже предугадала сердцем, но, услышав их, она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Бывают огромные радости, как и страшные горести, которые слабая человеческая природа, казалось бы, не в состоянии перенести. А между тем она переносит все. Чем сильнее внутреннее напряжение, тем более гибкой становится душа, если только она здорова. Быть может, тайное предчувствие уже подготовило девушку.

— Жив? Боже мой! — крикнула она как безумная. — Где же он? Кто тебе сказал, Колчо? Жив? Бойчо жив? Ах, боже мои, неужели я выдержу, не умру от радости? Что же мне делать?

На помощь Раде пришли слезы — в них она излила поток клокотавших в груди и душивших ее чувств.

Немного успокоившись, Колчо подробно рассказал девушке о своей встрече с Огняновым у ворот Мичо Бейзаде и обо всем, что затем произошло.

— Когда же он придет?

— Попозже. Надо подождать, пока стемнеет; да и дел у него сегодня по горло…

— Ах, боже мой, боже! — повторяла Рада, сжимая руки и смеясь сквозь слезы.

В этот миг она была пленительно хороша.

— Благодарю тебя, Колчо! Благодарю тебя! — говорила она, сама не своя от радости.

Колчо вышел от нее с облегченной душой.

Его нежное, преданное сердце было счастливо чужим счастьем. Природа, отнявшая у него все, в утешение вознаградила его этой способностью радоваться чужой радости.

Рада не знала, что ей делать. Как дождаться дорогого гостя? Как скрыть его посещение? Сказать или не сказать хозяевам? Пойти к ним? Нет, у них она, чего доброго, станет вести себя как безумная. Остаться здесь одной — сердце не выдержит!.. Ей казалось, будто целая вечность еще отделяет ее от Бойчо, и , чтобы как-нибудь убить время, девушка принялась лихорадочно убирать комнату, а потом приводит» в порядок свое платье и волосы. Прихорашиваясь перед зеркалом, Рада увидела, как она мила, улыбнулась и высунула себе язык. Делать было больше нечего, и Рада, как пятилетний ребенок, завертелась на одной ноге и запела, не понимая слов, да и не слыша себя. Все ее внимание было приковано к двери, и при малейшем шорохе она вздрагивала, как вспугнутая птичка. Как она была счастлива!