Тиберий поморщился: он видел, что египтянин лжет. Раньше такого не случалось. Впрочем, он, может быть, и вправду перестарался?

Наплевать. Он — хозяин этого существа и может делать с ним что угодно. Не хватало еще расстраиваться из-за его капризов и портить такое прекрасное расположение духа. Почему-то вспомнилось, что раньше Калиб принадлежал Ливии.

Тут же в груди Тиберия возникли неясные подозрения.

— А ты не жалеешь, что приехал сюда, мой фараончик? — спросил он, приподнимаясь на локте и пристально разглядывая египтянина. Тот промедлил с ответом несколько секунд, но справился с дрожью:

— Ты же знаешь, милый… Мне не хотелось расставаться с тобой. Ты был так добр ко мне… — И Калиб бросил быстрый взгляд на хозяина. — Ты был нежен… а сегодня все по-другому.

Подозрения не унимались, жгли грудь, словно Тиберий глотнул горячего масла. А что, если и вправду Калиб приставлен к нему матерью? И считает Ливию своей настоящей хозяйкой? Несмотря на то, что благодаря Тиберию стал вольноотпущенником. Да он еле скрывает отвращение! Как же Тиберий раньше не замечал?

Многолетняя привычка сдерживать чувства заставила Тиберия успокоиться, хотя бы внешне.

— Придется тебе приспособиться к новой жизни, мой фараончик, — сказал Тиберий, все так же внимательно наблюдая за выражением лица Калиба. — Нам предстоит здесь провести долгие годы. Мы будем жить здесь до конца наших дней. Я тебя никуда не отпущу.

Египтянин, побледнев, сел на постели.

— Но как же?.. Я думал — мы только на время… Пока ты не отдохнешь и не поправишь здоровье, мой господин…

— Ну и что? Что будет, когда я поправлю здоровье?

— Тогда мы вернемся в Рим… Так мне казалось. Ведь нельзя же навсегда…

– - Ты останешься здесь, на Родосе, со мной, — жестко произнес Тиберий. — А если надеешься на то, что Ливия тебе поможет — так не надейся! Я буду держать тебя на цепи, грязный двуличный раб! И ночей, когда я стану брать тебя в постель, ты станешь дожидаться, как великих праздников!

Калиба колотила крупная дрожь. Он, казалось, не слышал слов Тиберия. Его вдруг, как смерть, ужаснула перспектива до конца своих дней подвергаться грубому насилию — такому, как сегодня. Тиберий стал совсем другим человеком, не тем несчастным и нуждающимся в сочувствии и любви, каким он был в Риме. Он превратился в тирана, абсолютного владыку, которого не связывают никакие запреты и нормы. Калиб, доверившись этому человеку, попал в ловушку и не вырвется из нее. Он терял последнее самообладание.

— Не пугай меня, милый, — заныл он, всем телом потянувшись к Тиберию, словно за лаской. — Скажи, что отпустишь меня… Потом…

Тиберий, не отрываясь, смотрел на смуглое хрупкое горло Калиба. Фараончик, еще недавно такой желанный, становился какой-то неприятной проблемой. Новая жизнь начиналась со старых страхов, как будто клейкая римская паутина дотянулась вслед за Тиберием до его прекрасного острова.

И вдруг он понял, как просто избавиться от этой проблемы.

Не раздумывая больше ни секунды, он левой рукой схватил египтянина за горло и сжал его со всей силы. Что и говорить — собственная сила острее всего ощущается, если применяешь ее к человеку. Под ладонью захрустело. Калиб забил ногами по постели, его красивое лицо побагровело и надулось, белки глаз мгновенно залились кровью, язык вывалился. В стальном зажиме он не прожил и минуты — и вскоре Тиберий отшвырнул безвольное тело, как ненужную больше вещь. Как просто! И ничего страшного.

Тиберий облегченно вздохнул — и рассмеялся. Какое удовольствие приносит жизнь! И как хорошо смеяться, когда смеешься наедине с самим собой! Он бросил вслед упавшему с постели телу Калиба одеяло — закрыть труп, потом растянулся во весь рост, хрустнул суставами и неожиданно заснул.

Он проспал, наверное, долго, потому что, пробудившись, заметил, что солнечные пятна, игравшие в комнате с утра, уже ушли — значит, солнце перевалило на другую сторону дома. Не обращая внимания на тело бывшего любовника, Тиберий вспомнил, что на террасе еще остались вино и еда — и немедля отправился утолять голод и жажду, которые опять вспыхнули в нем.

На террасе он просидел до вечера, наслаждаясь прохладой тени и игрой зелено-голубых волн внизу под обрывом. Он чувствовал, что может так сидеть целыми днями — и ему не надоест.

Вечером приехал Фигул. Не задавая вопросов, он завернул труп египтянина в кусок грубой мешковины и унес куда-то. Наверное, сбросил в море.

Из города он привез муки, сыра, вяленого мяса и целый ворох всяких припасов. Привез также целый мешок орехов, чем обрадовал хозяина: Тиберий был до них большой охотник.

Архонт острова, пожилой грек Макарий, чувствовал, что жизнь его, дотоле протекавшая самым обыкновенным и скучным образом, приобретает новый, высокий смысл. И все благодаря поселившемуся на Родосе важному и таинственному жителю. Уже через месяц после того, как Тиберий Клавдий высадился на остров, архонт узнал о нем достаточно много, чтобы убедиться: тот приехал неспроста. Ох, неспроста. Потому что человек так устроен, что от счастья не откажется никогда. А что такое настоящее человеческое счастье? Тысячи раз за свою жизнь Макарий имел возможность убедиться: счастлив только тот, кто повелевает другими. Тиберий же, по его сведениям, был вторым после императора Августа человеком в Риме и, следовательно, обладал лишь немного меньшей, чем у Августа, властью. Великие боги! Если не существует человека, который, обронив бы на землю монету, не нагнулся бы за ней, то пусть архонту не говорят, что могут существовать люди, добровольно отказывающиеся от самого дорогого сокровища — почти что царской власти.