Петр смело отвечал на вызов, брошенный ему болезнью и смертью. Как же он ответит на новый вызов — расовую и религиозную дискриминацию? Лука намекает на сравнительную открытость Петра словами в конце своей истории об Енее и Тавифе: «И довольно дней пробыл он в Иоппии у некоторого Симона кожевника» (9:43). Кожевники работали с убитыми животными и выделывали из шкуры кожу, а потому считались церемониально нечистыми. Петр же не посчитался с этим, что, «по–видимому, показывает, что он уже был готов для последующего откровения и для повеления идти и крестить язычника Корнилия» [223] .

В любом случае мы, читая Деяния 10, помним, что Иисус отдал Петру «ключи Царства Небесного», хотя сообщает нам об этом не Лука, а Матфей (Мф. 16:19). Мы уже видели, что Апостол эффективно использует эти ключи, открыв в день Пятидесятницы Царство евреям, а затем и самаритянам. Теперь он, опять с помощью ключей, должен открыть Царство Небесное и для язычников. Началом этому послужили проповедь Петра и крещение Корнилия, первого обращенного из язычников (ср.: Деян. 15:7).

Корнилий служил в Кесарии, в городе–гарнизоне, названном в честь Августа Цезаря, в то время административной столице провинции Иудеи, где находился великолепный порт, построенный Иродом Великим. Лука называет его центурионом, сотником из полка, называемого Италийским (1). «Полк» (перевод слова speira, обычно означавшего «когорта») состоял из шести «центурий» (по 100 человек), каждая под командованием центуриона, или «сотника». Десять когорт составляли легион. Таким образом, центурион соответствовал примерно «капитану», или «командиру роты», наших дней.

Кроме того, он, по–видимому, был примерным pater familias [224] , потому что это был человек благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим. Его благочестие проявлялось в щедрой милостыне (ИБ, «в дело иудаизма») и в том, что он всегда молился Богу (2). Вопрос о богобоязненности Корнилия до сих пор остается спорным. Следует ли понимать «богобоязненность» Корнилия в общем смысле так, что он был просто религиозным человеком (как в стихе 35), или в более узком смысле, что он стал «богобоязненным», подразумевая познавших Бога (напр.: 13:16,26), так называемых «неполных прозелитов» [225] . Если верно последнее, то, значит, Корнилий принял монотеизм и этические стандарты иудаистов, посещал в синагоге службы, но не стал полным прозелитом, принявшим обрезание. Итак, хотя позже (22) о нем говорили как об «одобряемом всем народом Иудейским», он все же являлся язычником, чужаком, не принятым в Божий завет вместе с Израилем.

Нам трудно представить непроходимую пропасть, которая разделяла в те дни иудеев и язычников (даже «боящихся Бога»). Дело не в том, что сам Ветхий Завет положил этот раздел. Наоборот, наряду с предречениями, направленными против враждебных наций, он подтверждал, что у Бога есть и для них цель. Через избрание и благословление одной семьи Он хочет благословить все племена земные (Быт. 12:1—4). Так, псалмопевцы и пророки предрекали день, когда сбудется пророчество, сказанное о Мессии: «проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе», и Божий Сын станет их светом, а все народы «потекут» к Дому Господню, и Бог изольет Своего Духа на всякую плоть (Пс. 2:7–8; 21:28–29; Ис. 2:1 и дал.; 42:6; 49:6; Иоил. 2:28 и дал.). Трагедия состоит в том, что Израиль извратил доктрину избранности в доктрину предпочтения, исполнился расовой гордыни, высокомерия и ненависти, стал презирать язычников, как «собак» и развил традиции и предания, которые окончательно отделили его от остального мира. Никогда ортодоксальный иудей не войдет в дом язычника, даже боящегося Бога, и не пригласит его в свой дом (см. стих 28). Наоборот, «всякое близкое общение с язычниками находилось под запретом» и «никогда благочестивый иудей не садился за один стол с язычником» [226] .

Таким образом, прежде всего следовало преодолеть эти вошедшие в плоть и кровь суеверия, чтобы язычники могли быть допущены в христианское сообщество на равных правах с иудеями и чтобы церковь могла представлять собой истинно многонациональное и разнообразное в культурном отношении собрание верующих. Мы видели в Деяниях 8, как действовал Бог, чтобы предотвратить возникновение иудейско–самарийского раскола в церкви. Как же Он предотвратит иудейско–языческий раскол? Лука считает этот эпизод настолько важным, что рассказывает о нем дважды, сначала в собственном изложении (Деян. 10), затем словами Петра, когда Апостол объясняет Иерусалимской церкви, что произошло (11:1–18).

Прежде всего, нам дают понять, что Петр был избран Божьим орудием в развитии этого процесса, так как Корнилий получил повеление послать именно за ним. Однажды, около девятого часа дня (3), о котором Лука уже говорил, как о времени молитвы среди иудеев (3:1), он в видении ясно видел… Ангела Божия, который вошел к нему и позвал его по имени (3). В ответ на его испуганный вопрос Ангел отвечал ему: молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом (4). Итак пошли людей в Иоппию, которая находилась в тридцати двух милях к югу вдоль побережья, и призови Симона, называемого Петром, который гостит у некоего Симона кожевника, которого дом находится при море (5–6). Именно в Иоппии за несколько веков до того непослушный Иона сел на корабль в своей бессмысленной попытке убежать от Бога (Ион. 1:3). Но сотник Корнилий, сам привыкший отдавать приказы, немедленно подчинился, отослав Двух слуг и одного солдата в Иоппию (7–8). Ангел не стал Проповедовать Евангелие сотнику; этой привилегии должен был удостоиться Апостол Петр.

Этот эпизод был лишь началом. Главный вопрос заключался в том, как Бог подготовит Петра. Как Ему удастся сломить расовую нетерпимость Петра? Главной темой данной главы является не столько обращение Корнилия, сколько обращение Петра.

На другой день после того, как Корнилию явился ангел, когда люди Корнилия шли и приближались к городу Иоппии, Петр около шестого часа (т. е. спустя двадцать один час) взошел на верх дома помолиться (9). И почувствовал он голод и хотел есть; между тем как приготовляли, он пришел в исступление (10), и ему явилось сверхъестественное видение. И видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как–бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю (11). В интерпретации некоторых ученых Петр, находясь в трансе, вызванном чувством голода, на крыше дома, который стоял на морском берегу, увидел не полотно, а белый парус проплывавшего мимо судна. Действительно, othone можно перевести как «парусное полотно» (11, НАБ). Однако главным было то, что в нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные (12, НАБ, «все, что ходит, ползает или летает»), по всей видимости, смесь чистых и нечистых животных, которые способны были вызвать чувство омерзения у всякого ортодоксального иудея. И тем не менее Петр слышит глас, издающий шокирующий приказ: встань, Петр, заколи и ешь (13). Но Петр сказал: нет, Господи, подобным же образом он дважды прекословил в течение земного служения Иисуса (Мф. 16:22; Ин. 13:8), прибавив: я никогда не ел ничего скверного или нечистого (14). Поэтому в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым (15). После этого, похоже, все видение повторялось трижды, после чего сосуд опять поднялся на небо (16).

Видение повергло Петра в состояние растерянности. Когда же Петр недоумевал в себе (ПНВ) что бы значило видение, которое он видел, — вот, мужи, посланные Корнилием, расспросивши о доме Симона, остановились у ворот

(17). Люди, присланные от Корнилия, спросили: здесь ли Симон, называемый Петром? (18). Между тем как Петр размышлял о видении, Дух сказал ему (каким–то безошибочным образом, в чем нельзя было сомневаться): вот, три человека ищут тебя (19); Встань, сойди и иди с ними, ни мало не сомневаясь; ибо Я [Дух] послал их (20). Ключевое выражение meden diakrinomenos в 10:20 и meden diakrinanta в 11:12 обычно переводится «нимало не сомневаясь» ПНВ), или «без колебаний» (НЗА, НАБ), но это словосочетание также может обозначать «не делая различий» (11:12, ПНВ) [227] , то есть «не делая необоснованных и несправедливых различий между иудеями и язычниками» [228] . Итак, Петру в видении было дано понять, что разграничениям между чистой пищей и нечистой брошен вызов, и Дух отнес это видение к разграничениям между чистыми и нечистыми людьми, повелев Петру не делать между ними различия. То, что Петр понял это, становится ясным из заявления, сделанного им несколько позже: «Мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым» (28).