Девчонка — а она еще была почти ребенком и не могла не поддаться очарованию — совершенно забыла о своем компаньоне.

— Вот это да! — в полном восторге выдохнула она.

Мужчина повернулся, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание, и увидел двух женщин, садящихся в экипаж.

— Ты знаешь, кто это? — спросил, обращаясь к девчонке, красивый златовласый юноша и указал на экипаж.

Девчонка взглянула на него, и взгляд ее задержался дольше, чем нужно: уж очень он был хорош собой.

— Не-а, — дерзко ответила она. — Ну и кто же она такая, милорд?

Парень глупо ухмыльнулся, явно не зная, что она называет милордом каждого потенциального клиента.

— Это леди Лидия Истлейк, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — Она не только одна из самых прекрасных женщин в Лондоне, но и одна из самых богатых.

— А откуда вам это известно, милорд? — спросила девчонка, отвернувшись от пожилого мужчины и придвигаясь поближе к более приятному на вид юнцу.

— Потому что я видел этим вечером, как она выходила из дома леди Гренвилл на Кавендиш-сквер, когда я проходил мимо… — он замолчал и, оглянувшись вокруг, тихо добавил: — направляясь в игорное заведение.

— Вот это да! — сказала девчонка и, мотнув головой в сторону бутылки, которую парень держал в руке, добавила: — Угостишь?

Парень взглянул на бутылку, потом на нее и протянул ей бутылку. Она отхлебнула большой глоток:

— Если она такая богатая, то почему ездит в старом наемном экипаже?

Этот вопрос явно поставил юного красавчика в затруднительное положение.

— Чего не знаю, того не знаю, — признался наконец он, отбирая у нее свою бутылку.

К этому времени экипаж, в котором сидели золотая леди и ее компаньонка, подкатил к воротам и остановился, ожидая, когда лакеи откроют их. Он стоял так близко, что девчонка могла заглянуть внутрь экипажа. Женщина, которую юный щеголь назвал леди Лидией, отвернулась от толпы и разговаривала с Матушкой Гусыней, снявшей с головы чепец, под которым обнаружились тугие завитки седеющих рыжих волос.

— А кто другая женщина? Старая? — спросила девчонка.

— Кузина леди Лидии. И ее постоянная компаньонка.

— А ее как зовут? — спросил уже забытый потенциальный клиент.

Парень пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, но вдруг вспомнил: — Говорили, что леди Лидия нашла ее в сумасшедшем доме.

Не сказав больше ничего, мужчина просто повернулся и ушел. Девчонка вздохнула с облегчением, поняв, что ей не придется испробовать на себе его крутой нрав, когда она ему откажет, и не придется ложиться с ним в постель, если у него действительно имеется крона. Она бросила кокетливый взгляд на красивого нового клиента.

— Ну а вас как зовут, милорд? — спросила она, отбирая у него бутылку и отхлебывая еще один изрядный глоток.

Парень глядел на нее с явным одобрением.

— Гарри, — сказал он.

Как и следовало ожидать от человека, посвятившего свою жизнь тому, чтобы контролировать всех членов своей семьи, дедушка Чайлда Смита, гнусный старикан, отказывался умирать, пока не увидит своего сына посвященным в рыцари, свою дочь — замужем за маркизом, а собственную жену — в могиле. Это была его третья жена — первые две, к счастью для них, уже умерли. Он достиг своего преклонного возраста, несмотря на то что ему не раз предсказывали не дожить до изгнания Наполеона. Единственным, кто отказывался подчиниться его требованиям, был Чайлд.

Иногда Чайлду начинало казаться, что именно его отказ жениться продлевает жизнь старого греховодника за пределы установленных природой сроков. Но Мартина Смита никогда особенно не интересовали порядки, установленные природой, как не интересовали желания и потребности других людей.

Но теперь наконец стало ясно, что даже Мартину Смиту больше не удастся обманывать смерть. Он действительно умирал. Нельзя сказать, что это сделало его более терпимым или менее неприятным. Не заставило это его и пересмотреть свою потребность подчинять всех своей воле. Как бы не так. Казалось, это даже усилило отвратительные черты его характера.

Записка, которую Чайлд получил во время маскарада у Спенсеров, была короткой и деловой. Дедушка Чайлда на смертном одре и требует присутствия своего единственного внука. Чайлд сразу же ушел с бала и направился к нему. Старик сидел в постели, обложенный подушками. Шелковый ночной колпак спустился на уши, ввалившиеся глаза помутнели.

— Этот прыщ еще не явился? — спросил Мартин, обращаясь к шеренге докторов и лакеев, стоявших в напряженном молчании.

— Я здесь, дедушка, — сказал в ответ Чайлд, заставляя себя подойти к кровати.