Поэтому на всякий случай он решил встречаться с ней почаще. В последнее время они виделись почти каждый вечер. Гуляли по московским бульварам, ели мороженое и болтали про булгаковского Иешуа и сартровскую «Тошноту». Пользуясь случаем, Роман пытался улучшить Сонин музыкальный вкус и отчаянно критиковал любимых Метелкиной «Иванушек-интернейшнл». Проводив ее до подъезда и целуя на прощание, он иногда невинно интересовался, не дозвонилась ли она на MTV.

Однако Соня печально докладывала: «Ничего не получается… Занято беспрерывно».

А Роман с завидным упорством перед сном представлял, как непринужденно он скажет красотке Шиффер: «Nice to meet you!»

И сейчас, когда Лена наконец отправилась спать, он почти без надежды набрал номер Метелкиной. Соня ответила мгновенно:

– Ромик, здравствуй! Я как раз собиралась тебе звонить! У меня – ужасные новости…

– Ты беременна? – не удержался Роман.

Соня отчаянно смутилась. Ромику показалось, что она и в самом деле верит в то, что можно залететь всего-то от поцелуев и обжиманий. Метелкина пробормотала:

– Мы можем встретиться?

Рому мало интересовали ее «ужасные новости» – наверно, «Иванушки-интернейшнл» распались. Но встретиться он согласился. Все равно делать было нечего. Лена спала, закрывшись в своей комнате. И на Поклонку ехать не хотелось. Не хотелось впервые за последние два года. Поэтому Рома назначил Метелкиной свидание в Коломенском. Через час.

…Соня явилась в короткой бордовой юбке – чуть более короткой, чем можно было позволить при ее толстоватых ножках. Грудь была вызывающе обтянута рюшечной кофточкой – точно такую же его сестра пустила на тряпки год назад. Всем хороша Метелкина – вон как глаза старательно подрисовала и волосы уложила, так что дыбом стоят! – но, скажем, до Ленки, сестренки-училки, ей все равно как до неба…

Мысли Романа опять вернулись к сестре и к ее загадочному Ивану. Соня не мешала ему думать – она по-хозяйски взяла его под руку и повлекла в глубь парка, в сторону «счастливых камней», посидев на которых можно ожидать исполнения самых заветных желаний. Метелкина сегодня тоже была удивительно молчалива и даже от пирожного, великодушно предложенного Романом, категорически отказалась. Они молча дошли до ручья, на берегу которого стояли заветные камни. Сели. Роман машинально взял Сонину руку в свою. Она слегка отстранилась – чего это с ней?

– Сегодня вечером мы с папой улетаем в Прагу.

– Везуха! – искренне отреагировал Роман. – А где же ужасная новость?

Соня глубоко вздохнула:

– А ужасная новость… Утром я выиграла приглашение на ужин с Копперфильдом. Завтра. В гостинице «Метрополь». Приколись?.. Так что придется тебе идти туда с сестрой!

Иван сошел с поезда на московскую землю.

Любезно попрощался с проводницей. Та отворотила от него свой мощный круп, будто бы незнакома. Похоже, тетенька не без задней мысли брала на борт молодого бравого мужчину. Глядишь, думала она, в благодарность за предоставленную плацкарту станет в дороге шутить, угощать вином, лезть за пазуху… А он… Пролежал всю дорогу, как сыч, на верхней полке. Вялый мужик нынче пошел.

Иван, помахивая пластиковым своим «дипломатиком», не спеша шел по перрону. Несмотря ни на что, настроение у него было безоблачным. Он не признался бы в этом сам себе, но радужное мироощущение было тем не менее напрямую связано со смертью жены. Он вдруг почувствовал себя свободным. А значит, молодым. Перед ним раскинулась солнечная, вечно молодая Москва. И он мог идти, куда захочет, и делать все, что он ни пожелает! И никому ничем он больше не обязан!

А еще – Иван знал, что он собирается делать. Что ему нужно сделать. Все сомнения и колебания были отброшены. Он принял решение.

Но для начала ему необходимо раздобыть денег.

А еще раньше – привести себя в порядок.

Кольцов вышел из здания Павелецкого вокзала и направился не в метро, а в противоположную сторону, по улице Кожевнической. Шагал по тротуару, помахивая «дипломатикой». Привыкал к столице.

Он уже испытывал на себе это и раньше: в Москве время движется будто бы раза в два быстрее, чем в провинции. Машины резко берут с места и нетерпеливо сигналят на замешкавшихся. Люди скорее ходят, стремительней говорят – даже, кажется, мыслят быстрее.

Был выходной, суббота. Но все равно везде полным-полно народу. Ивана все обгоняли, толкали, и он волей-неволей ускорил шаг.

На одном из домов Кольцов приметил вывеску: БАНЯ. Зашел в холл. Цены на помывку показались ему несуразно огромными. Но что оставалось делать! Он любил выглядеть и чувствовать себя с иголочки, но после тридцати часов в жарком плацкартном вагоне был сам себе неприятен.

В бане по дневному времени народу было мало. Париться Ваня не стал. Принял душ, побрился. Затем щедро сдобрил себя дезодорантом «Фа» и одеколоном «Деним» и переоделся в чистое.