Олег решил по дороге в Цюрих заскочить в Амстердам. Ненадолго. Один, без охраны и даже без новой секретарши – Вальки с роскошной попой. Уж в Голландию-то со своим самоваром приезжать решительно незачем!

Он прилетел в одиннадцать утра. Тут же, в аэропорту, выкупил билет на сегодняшний вечерний рейс в Цюрих. Остается почти полсуток. Времени хватит и на подумать, и на «косячок» с «хашем», и на девочек – Олег уже решил, что сегодня это будут фламандка со светлыми волосами и худенькая мулатка.

Он сел в такси. Буркнул водителю: «Центр!»

– Кафе-шоп? – понимающе ухмыльнулся шоферюга.

– That…s right, – Олег вспомнил одну из немногих знакомых английских фраз.

Ему положительно необходимы часа два одиночества, крепкий кофе и еще более крепкий «косяк».

Сейчас, утром, кафе-шоп пустовал – голландцы предпочитали расслабляться вечерами. Здесь было сумрачно – город прятался за тяжелыми шторами. Смурной бармен протянул Соломатину меню – кофе, чай, спиртное. Олег напряг память:

– The real one! – То есть давай «настоящее меню».

Бармен послушно протянул ему другую карточку: гашиш, марихуана, «грибочки». Соломатин ткнул пальцем в самый дорогой, итальянский «хаш». Велел сделать «double coffee» и удалился в самый темный угол. В кафе-шопе – спокойно, уютно. Бармен предложил включить телевизор или купить жетонов для игровых автоматов – Олег поспешно отказался. Он дождался кофе и «косяка», отпил глоток, сделал первую, самую сладкую, затяжку и вынул из «дипломата» кожаную папку. Ему предстояли сложные дни: Олег задумал одну из самых грандиозных сделок в своей жизни. Сегодняшний отдых – пожалуй, последний в грядущей череде занятых до отказа дней. Соломатин знал: когда он чем-то увлечен, то часто забывает поесть, мало спит и даже не помнит о том, что в Москве его ждет милая женушка. Надо, кстати, ей позвонить, пока с головой не накрыли дела…

Инна впервые привела Полонского в свою квартиру. Проживала она в кирпичном номенклатурном доме в самом центре Москвы, на Чистых Прудах. На фасаде висели три мемориальных доски (одна из них была залита чернилами).

Профессор волновался. Далеко не первый раз в своей жизни он оказывался в ситуации «муж уехал в командировку». Быть любовником замужней дамы для него привычно. Впервые подобное случилось, когда ему исполнилось пятнадцать, а ей было за тридцать. С тех пор он, изысканно-красивый, любимый женщинами, попадал в самые разные пикантные ситуации. Однажды встречался одновременно с матерью и дочерью… Однажды любил женщину на глазах ее собственного мужа… Однажды (еще в советскую эпоху) стареющая супруга партаппаратчика заплатила ему за «работу»… Чем необычнее была любовная ситуация, тем большее удовольствие он получал от секса. Однако в последние лет пять даже изощренность перестала его волновать. Он встречался с женщинами скорее от скуки и по привычке. И оттого, что они хотели этого.

А вот теперь юная Инна снова разбудила в нем охотничий инстинкт, мужской азарт. Не оттого, что она была особенной. Скорее потому, что он, Полонский, благодаря рассказу Веры-Ники (и отдельным обмолвкам Инны) все сильнее ненавидел Соломатина. И ему хотелось насолить ему.

Связь с Инной была столь яркой и потому, что Олег Соломатин представлял для них обоих смертельную опасность. В случае разоблачения Полонского ждало не банальное выяснение отношений, не тривиальная драка (как когда-то в общаге с Васечкой), не увольнение, а кое-что гораздо хуже. Наверное – смерть.

«Замечательная пограничная ситуация, – думал Влад, входя вслед за Инной в подъезд ее дома. – Как возбуждает!»

Как и предсказывала Инна, консьержка в обширном, украшенном цветами холле отсутствовала. Они вошли в лифт с зеркалами. Инна нажала кнопку и на мгновение прижалась к Полонскому всем телом.

Лифт остановился. На огромной лестничной площадке располагались всего две квартиры. Инна отперла дверь своим ключом. «Муж эту квартиру получил еще при Советской власти, – прошептала она. – Он и тогда уже был большим человеком». Прямо в прихожей, едва захлопнулась дверь, Влад обнял и поцеловал девушку. Затем бережно снял с нее пальто. Опустился на одно колено, принялся расстегивать «молнию» на ее сапогах. Задрал голову: Инна полузакрыла глаза – кажется, она наслаждалась ситуацией. Не вставая с колен, Полонский стал расстегивать ее юбку. «Пойдем», – прошептала она, взяла за руку, повела в спальню.

Убранство огромной спальни было решено в дорогущем стиле «хай-тек». Белые стены, кровать, застеленная черным шелком, космические светильники. Напротив кровати – домашний кинотеатр с огромным экраном. Фальшивой нотой в ультрасовременном убранстве выглядела огромная картина в тяжелой золоченой раме. На ней в гиперреалистической, фотографической манере был изображен мужчина в дорогущем костюме, выставивший напоказ золотые наручные часы и бриллиантовую заколку в галстуке. Толстое холеное лицо, нелепые усики, маленькие, но очень умные и хитрые глазки. Они, кажется, проницательно смотрели прямо на любовников.

– Муж? – шепотом спросил профессор, бережно расстегивая пуговки Инниной блузки.

– Муж, – так же шепотом отвечала она.

– А где же твой портрет?

– В кабинете у него висит. Сначала он не хотел его заказывать. Слишком дорого, говорит. Сходи, говорит, на Арбат, тебя там изобразят, но я настояла.

– Вот дерьмо.

– Хуже дерьма.

Полонский нежно освободил девушку от блузки. Инна прерывисто дышала. Он расстегнул юбку. Она упала к ее ногам. Инна осталась в трусиках, лифчике и чулках.