— Едут, — сказал Миша.

К стоянке подъехал шахматпоклетчатый «газик» руководителя полетов Еремеева. Дверь с треском распахнулась, и из него с деловитой поспешностью выскочили Баранов и командир эскадрильи подполковник Малышев.

Баранов был мрачен и спокоен, и только яблоками раскиданные по лицу красные пятна говорили о том, какой немыслимый разнос учинило ему начальство. Зато маленький и юркий Малышев походил на потревоженную змею. Заложив руки за спину, он нервно пританцовывал, плотно пригнанная к короткой шее голова ходила в такт с туловищем, а расширенные, сухо блестевшие зрачки сверлили курсантов с такой неистовой яростью, что Никита, несмотря на жару, невольно поежился.

— Кто? — прошипел подполковник. Никита и Сережка, вздрогнув, вышли вперед.

— Они?

Баранов кивнул. Подполковник передернул плечами и брезгливо поморщился.

— Мазур, да?

— Так точно! — ответил Никита.

— Разрешите доложить, товарищ подполковник? — вытянувшись, спросил Бойцов.

Малышев ядовито улыбнулся и, изогнувшись, глянул Сережке глаза в глаза.

— О чем? Ты разве не знаешь, что за такие штуки гонят в три шеи? Не знал?! — взвизгнул он фальцетом. — Ты у меня всю жизнь на «кукурузнике» пахать будешь, поля дерьмом удобрять! Понял?

Сережка посерел, левое веко его непроизвольно задергалось.

— Нет…

— Что нет? — елейным голосом оборвал его подполковник. — Не понял? Хулиган воздушный!.. Сиять ремни! — вдруг заорал он, забыв, что ребята в комбинезонах. — Пятнадцать суток! Строгого!

— Пожалуйста, — проговорил дежурный офицер. — Прошу.

Ребята вошли в тесное помещение с низкими нарами, тускло освещаемое запыленной и зарешеченной лампочкой.

— Отдыхайте. — Офицер ушел.

Дверь гулко хлопнула, и наступила тишина. Жуткая тишина. У Никиты от непривычки даже заложило уши.

— Как в склепе, — подытожил Сережка, измерив шагами помещение. — Пять в длину, четыре в ширину. И душно. И воняет… Вот только чем? — Он потянул носом. — Мышами, наверное.

— Было бы неплохо, если бы ты заткнулся, — посоветовал Никита.

— Хорошо, что вдвоем посадили, — рассмеялся Сережка, к которому уже вернулось обычное веселое расположение духа. — Он был рад, что отделался легким испугом и не загремел из училища. — Одному подохнуть можно. От скуки и от безделья. А как же люди годами сидят? Да еще в одиночке? — Задав себе столь сложный вопрос, Сережка задумался.

— Дурак ты, Серега, и уши холодные, — сказал Никита. — Второй Черепков нашелся… Испытатель… Вы оба себе когда-нибудь шею свернете.

— Ну, кто себе раньше шею свернет — одному богу известно. Иногда бывает, что обстоятельства сильнее нас, — возразил Сережка.

— Я не про обстоятельства, а про бессмысленный риск. Какого черта тебя понесло под эти провода? — обозлился Никита.

— Никакого риска, старик, не было. Я к этому мероприятию детально подошел. Прикинул расстояние между столбами — больше чем достаточно, и высота позволяет, метров пятнадцать — двадцать. В общем, футболисту легче по воротам с одиннадцатиметрового смазать, чем летчику мимо этих перекладин проскочить. У тебя нет закурить?

— Нет, — сказал Никита.

— И у меня отняли. — Сережка вздохнул и понурил голову. — Я, старик, только одного не учел: я-то, так сказать, морально был подготовлен, а ты… мог растеряться. А в этом деле самое главное — нервы. Вернулся на аэродром, а тебя все нет и нет. Меня аж в дрожь бросило, еле сигарету ртом поймал.

— Я действительно растерялся, — сознался Никита. — За тебя страшно стало.

— На такие вещи со стороны, наверное, всегда смотреть страшнее, — сказал Сережка. — За это нам и всыпали. На полную катушку.

— На полную?

— А ты думаешь, выгнали бы?

— Сам удивляюсь, что мы еще не в штатском, — усмехнулся Никита.

— Не вытурили бы, — подумав, уверенно сказал Сережка.

— Это почему же?

— Мы, старик, перспективные. Никита схватился за бока и захохотал:

— А ты нахал, Серега, крепкий нахал.

— Нахальство — второе счастье. — Сережка почесал за ухом. — Где бы нам все-таки курева раздобыть?

— У курсантика, — сказал Никита. — Он там, по-моему, уже храпит.

— Верно. Как это я раньше не сообразил? — Сережка подошел к двери и негромко три раза стукнул.

— Чего тебе? — послышался глухой окающий бас.

— Во-первых, не тебе, а вам; во-вторых, дрыхнуть на посту не положено; а в-третьих, мог бы уже догадаться и угостить нас сигаретой.

Второкурсник недовольно засопел. Ответить в более развернутой форме ему явно мешала табель о рангах. К тому же он прекрасно знал, за что сидят ребята, и ничего, кроме симпатии и уважения к ним, не испытывал.