– Разве что подкатят пушку? – предположила она.

– Это ту трехфунтовку, из которой они устраивают салют по праздникам, что ли? Ну-ну. Пока подкатят, да пока наведут… Эрн-Рэймси успеет не только дойти до нас, но и выкатить пару бочек «Слез Морайг» в честь победы. Нет, Кэдвен, единственное, что может нам здесь угрожать, – это колдовство диллайн. И храмовая стража… – он успокаивающе улыбнулся. – Но не переживай. Укрытие неплохое, да и мы все – ребята стреляные… Хм… – бывший комендант вдруг повел носом и дернул ухом, прислушиваясь. – Мне кажется – или что-то подозрительно потемнело?

– Что? – Грэйн насторожилась и дернулась было к двери в прихожую, но он удержал ее.

– Будь здесь. Тебе есть чем заняться.

И быстро вышел, на ходу окликая часового.

Эрна Кэдвен сморщила нос и чихнула. Ей отчего-то почудился вдруг запах горящих перьев, да и в ушах будто бы зазвенело. Склонив голову чуть набок, ролфийка подозрительно прислушивалась, но ничего определенного разобрать не могла.

– Грэйн! – дернула ее за рукав подобравшаяся поближе шуриа. – Грэйн, это – набат?

– А мне показалось, то ли канонада вдалеке, то ли гроза, – пожала плечами ролфи. – А впрочем… О, снова!

Теперь ошибки не было. Вдалеке, в Ициаре звенел пожарный набат.

Первую половину ночи он промучился от изжоги и резких внезапных болей в животе. Кишки словно на куски разрывало, за грудиной пекло, а в глотке пересохло так, что жажду невозможно было утолить ни водой, ни магией. Алезандез списал дурное самочувствие на изобильный ужин. Суп с креветками и осьминогами был лишним, и бланманже на десерт, к слову, тоже. Не пошли морские твари и сытные сласти впрок, оттого и бунтует чрево. Когда страдающий тив осушил кружку настоя зверобоя, тысячелистника и сушеницы – стало немного легче, но не настолько, чтобы сразу заснуть. Что ж делать, пришлось пускать в ход магию. Обращать волшебство исцеления на самого себя под силу только очень опытному чародею-эсмонду, да и не всегда это дозволено. Но кто в указ столь несвоевременно занемогшему предстоятелю?

Молитва-заклинание, естественно, подействовала почти сразу. Дышать стало легче, в животе улеглась боль, и как-то потянуло в сон.

«Ну и ладушки! Главное – провести церемонию, а потом займемся врачеванием. Может, даже на диетку сядем, – утешал себя эсмонд, засыпая. – Посидим на овсяночке с киселиками, и все пройдет».

Поутру он чувствовал только общую слабость в конечностях.

– Ничего-ничего. К обеду… то бишь к полудню расхожусь, – успокоил Алезандез своего помощника – тива Форхерда.

Ритуал требовал сосредоточения, полного отрешения от всех мирских забот, а когда тебя собственные руки-ноги едва слушаются, то сконцентрироваться будет нелегко.

– Если необходимо, то мы вполне можем перенести на завтра.

– А вот и не можем! – отрезал эсмонд. – Мне ли вам объяснять, что нынче самое подходящее время для нанесения превентивного удара? Когда эрнРэймси подойдет к окраинам Ициара, будет поздно. А случится это уже завтра.

Чувствуя рвущееся наружу недовольство патрона, Форхерд поспешил удалиться. Алезандез – человек сложный и злопамятный, как настоящий шуриа, даром, что диллайн. Ему лучше не противоречить в неподходящий момент, а то аукнется потом.

А денек-то выдался жаркий, и непролившаяся гроза отомстила жителям Ициара, ударив по их головам солнцепеком, а тела обернув во влажную ткань духоты. В такой день не то чтобы чародействовать, даже заставить себя поесть и попить – тяжкий труд.

Столь приятный в ношении шелк торжественных одеяний сегодня омерзительно лип к коже, которая нестерпимо зудела от каждого прикосновения. Алтарь, незримый свет которого давал глазам отдохновение, сиял так, что по лицу тива Алезандеза струились слезы. Наверняка его помощникам думалось, будто патрон пребывает в благоговейном трансе и мокрые дорожки на его округлых щеках от душевного умиления. Созерцать божественное – это же истинный восторг. А потому морды других священнослужителей аж лоснились от счастья. К горлу подкатила тошнота.

«Идиоты! Дети дураков и внуки недоумков! Воистину вы – пища для Предвечного и ни на что большее не годны», – подумал он, но с губ его полились совсем другие слова – гладкие и сладкие, точно леденцовые конфетки:

– Братья мои, приобщенные к великой благодати Предвечного, к Силе его и Могуществу, настал час испытаний для нас и для нашей веры. Мятежник Аластар Эск, продавшийся грязным язычникам с Ролэнси, трусливо натравил на Идбер своих псов. Одновременно от нас, истинных сынов Предвечного, отреклись синтафские ретрограды, фактически оставив на растерзание волчьей стае. Что же делать, спросите вы? А я отвечу – действовать. Доказать всем и каждому, что наша Вера есть Сила, что Предвечный всегда сторицей вознаграждает искренне верящих, наделяя их чудесными способностями. И это так же верно, как то, что нечестивые души он карает беспощадно.

Но отчего-то не радовала тива Алезандеза та поистине шурианская хитрость, с которой он сумел обойти Эска, выпустив свой эдикт «О душах нечестивых». Этот упреждающий удар пришелся точно в цель. Одно дело, когда какой-то предатель клевещет на Предвечного, и другое дело – мудрые разъяснения эсмонда. У любого обывателя сразу возникает резонный вопрос: «Если тив, который и сам диллайн, продолжает служить богу, значит, не боится быть пожранным? Следовательно, Эск нагло врет. Или привирает себе на пользу».