Да, Бьорн был убийцей, но он был воином, а то, что сделала Тца, называется преступлением.

А теперь и Скай стал преступником. Рунный расклад подтверждал это. Дар, Гебо, — в данном случае овладение утраченным искусством маццери сальваторе — всегда подразумевает плату. Будто в комнате включили свет и его теперь нельзя погасить. Скай знал, что какая-то часть его «я» всегда будет берсерком, но не мог пока сказать наверняка, не является ли с этого момента другая часть волком. Выяснится в следующее полнолуние.

Но способность исцелять была лишь одним из даров Гебо. Паскалин предложила Скаю то, чего он желал больше всего, — возможность по желанию покидать собственное тело. Он знал, что это первый шаг на пути к полному контролю над двойником, к той власти, которую имел Сигурд. Но вот ценой за эту вторую милость должна стать жизнь Жаклин Фарсезе.

Дверь снова открылась, и вошла — она. Девушка замерла, едва глаза их встретились.

— О! — воскликнула Жаклин. — Ты пришел в сознание.

«Вполне, — подумал Скай, — особенно если учесть, о чем я только что думал».

— А, ну… — промычал он вслух.

— Так тебе уже лучше?

— Немного лучше, кажется. Да. — Скай кивнул в сторону соседней койки. — А Джанкарло?

Жаклин пожала плечами.

— Для него найти другую палату. Он здесь плохо спал. Постоянно пытаться выбраться из постели.

Скай прекрасно понял, что она имеет в виду.

— В общем, видимо, мне повезло, что он не мог подняться, — рассмеялся юноша.

Он пытался пробудить в ней хоть тень чувства юмора. Безуспешно, как оказалось. Жаклин лишь вскинула голову, так что длинные черные волосы упали назад.

— Так ты скоро вернешься домой?

— В Англию? Пока что не собираюсь.

— Почему?

— Сперва мне нужно еще кое-что сделать.

Девушка шагнула к нему и спросила, понизив голос:

— Кое-что. Не связано ли это Jour des Morts?

Молчанием Скай подтвердил ее догадку.

— Ты не должен отправляться туда, на охоту! — воскликнула она.

— А ты идешь?

Жаклин кивнула.

— Я должна. Это единственная в году ночь, когда можно стать настоящим маццери. Когда можно научиться охотиться в одиночку.

— Я должен там быть по той же самой причине. Мне нужно…

Она яростно прервала Ская.

— Это наши традиции! Не твои, англичанин! И они вымирают! Я и еще некоторые, мы пытаемся сохранить их. Все хорошее, что в них есть.

— Вендетту?

— Нет! Вендетта была похоронена — до тех пор, пока не приехал ты и не возродил ее! Если ты теперь уедешь и никогда не вернешься, она закончится.

— Нет, не закончится. Она просто будет отложена на время, отсрочена до другого поколения. — Голос Ская звучал так же твердо, как и ее. — Моя бабушка сравнивает месть с костром, который еле тлеет, но ждет, когда к нему поднесут трут и искру, чтобы снова разжечь пламя. Однажды оно вновь загорится. При твоих детях, при моих.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразила, покусывая губы, Жаклин.

— Могу. — Скай содрогнулся. — Поверь мне: я знаю все о тех тайнах, что дремлют в крови.

— Но если предположить, что ты уедешь отсюда? Ничего не расскажешь детям? Никогда не вернешься на Корсику?

Скай заколебался. Его дедушка попытался так поступить, спрятав сына в Англии, но добился только того, что Скай появился в Сартене и затухший было костер снова запылал.

Жаклин восприняла его замешательство по-своему.

— Вот. Мы согласны. Все кончено.

Она протянула руку. Скай посмотрел на нее.

— Ты считаешь, это так просто? Пятьсот лет взаимной ненависти заканчиваются рукопожатием?

— Неужели мы не можем действительно просто прервать вендетту? Здесь и сейчас? — Она пристально посмотрела в глаза Скаю, настойчиво протягивая руку. — Попробуем?

— Я уеду, — бросил Скай и пропустил мимо ушей ее восторженный крик. — При одном условии.

— Каком же?

— Я уеду после Дня мертвых. Я буду охотиться в эту ночь и узнаю то, что мне нужно. А ты подождешь — в этот раз. Узнаешь то, что нужно тебе, на будущий год.

Очень долго Жаклин смотрела на него не отрываясь; рука ее медленно опускалась. Наконец она произнесла: