Через 3 недели меня перевели на медработу, врачом амбулатории, в чём особенно благодарен врачу Т/М Фибихь Г. Начальником амбулатории была женщина 30–35 лет, Тоня Иванова, крайне враждебно к нам настроенная, вредная, малограмотная, а медицинского образования вероятно вообще не имевшая, зато имела административную власть. Она сидела за столом и командовала: «Этому ложите жёлтую мазь, а этому чёрную… этого можно от работы освободить, а этого нет…» Группа освобождённых людей была не велика — считалось, что люди прибыли на работу, а не на отдых. Летом 1942 г. в лагере открыли стационар, но без операционного блока, наши больные в операционной помощи якобы не нуждались. Учитывая быстрое и резкое ухудшение состояния людей (отёки, поносы, исхудания, сыпи на коже, утолщённый с отпечатками зубов язык и психическая деградация) начали всех поить настоем хвои. Говорили о цинге, а фактически это был авитаминоз «Б» (пеллагра). Все наши врачи с этим заболеванием не были знакомы. Меры против пеллагры не применялись и люди гибли десятками в день. Наш основной медикамент — марганцовка. Начальник санчасти Ефимов (бывший з/к) нас врачей держал специально в неведении о пеллагре.

В нашем 14-ом стройотряде было более 4.5 тысяч человек, по всем 16 отрядам Челябметаллургстроя около 100 тысяч. В 1946 г. осталось около 18 тысяч. В середине 1942 г. на станцию Челябинск прибыл очередной эшелон с трудмобилизованными немцами, в эшелоне обнаружился сыпной тиф и весь состав исчез.

Режим в отряде был крайне жестокий, широко применялись избиения, мучения. Особо свирепствовал начальник 87-й колонны, избивавший людей до смерти. Видел несколько раз, когда на разводе люди вели под руку уже ослабевшего товарища, этот начальник подбегал и избивал людей, после чего оставались трупы. Этот начальник пользовался большим авторитетом у руководства лагеря, значит у него была такая установка.

Крайне неприятное впечатление оставило обращение с трупами людей, отдавших жизнь на работе. Каждый труп имел только деревянную бирку, прикрученную железной проволокой к большому пальцу стопы. Трупы складывались штабелями на сани, вывозились из лагеря и выбрасывались в обрыв, даже не прикрытые землёй. Закапывание трупов считалось роскошью. Весной 1943 г., когда стаял снег, трупы начали разлагаться, жители окружающих поселений выражали возмущение и тогда по требованию Челябинской областной санэпидстанции трупы были засыпаны землёй, даже нашёлся бульдозер…

Людские потери были огромны, так обращались с «золотым рабочим фондом» (выражение Круглова, НКВД СССР, апрель 1943 г.). Несмотря на громадные людские потери Челябинский металлургический комбинат, построенный на костях советских немцев, в 1944 г. выдал первую плавку электростали.

В своей работе освоился и смог людям оказывать помощь. Мой труд начали признавать и даже уважать, но не забывали, что я немец. Осенью 1942 г. начальник отряда попросил осмотреть тяжёлого больного в поселковой больнице, у них в это время не было хирурга. Я согласился. Два вооружённых охранника с овчаркой повели меня в больницу. При осмотре больного установил прободную язву желудка и согласился прооперировать. Во время операции у дверей операционной стоял охранник с ружьём. Операция ушивания язвы прошла хорошо и больной быстро поправился. Через 3–4 недели у меня заболел зуб, образовался гнойник. В лагере в это время не было зубного врача. Меня с высокой температурой и опухшим лицом отвезли в поликлинику поселковой больницы, но меня даже не пустили в коридор — «мы немцев не обслуживаем». Гнойник мне пришлось вскрывать самому.

Когда уже функционировала аглофабрика в бункер дробильной установки упал человек, ему раздробило всё, включая часть таза. Пострадавшего вытащить не удалось, меня попросили помочь. Привязанный за верёвку спущен в бункер и я простым ножом отрезал всё мёртвое и ущемлённое, пострадавшего спасти не удалось. Это была первая жертва действующей аглофабрики.

В нашем отряде были люди разных профессий и прошлого: командующий среднеазиатским танковым корпусом А.Я.Диц; крупные инженеры Мецгер, Думлер, Майер; бывший командир авиаотрядом и другие перенесли те же притеснения и унижения. Нас рассматривали только как рабочий скот. О правах человека не было и речи, на каждом шагу показывали, что мы люди низшего сорта и обречены на гибель.

Нельзя забыть ночь с 6 на 7 ноября 1942 г., по всей проволочной зоне установили дополнительные посты охраны с овчарками. В 22.00 над всей зоной открыли перекрёстный огонь с выкриками: «Мы вас всех уничтожим!» Люди прятались в бараках, никто не осмелился выйти… Это была тяжёлая психическая травма.

В том же 1942 г. в один из дней после работы весь состав трудармейцев был выстроен на площади, каждому вручили листовку, написанную И.Эренбургом «Убей немца!» Заставляли хором громко читать. По каким-то причинам один трудмобилизованный не читал громко, к нему подбежал начальник 87-й колонны и ударил кулаком в лицо, пострадавший оказался со сломанной челюстью и лишился всех зубов.

Осенью 1942 г. в 5 км от лагеря в поселковой школе был открыт лазарет для трудармейцев. В этом лазарете многие трудмобилизованные были освидетельствованы, составлены акты о негодности к труду и часть была отпущена домой для поправки. Все акты были написаны мной, но без моей подписи.

В 1943 г. 14-й стройотряд был расформирован, остатки были переведены на жительство в старую церковь в посёлке, многие были расконвоированы, но без права отлучения, строго следила охрана на проходной. В наш бывший лагерь привезли з/к с разных регионов страны, основной контингент — рецидивисты. Зона была разделена на 2 части, в меньшей разместили женщин, в большей мужчин.

В июне 1943 г. меня перевели на работу в лагерь заключённых. Для меня начался новый этап жизни и работы, новый институт. Первые встречи с больными з/к привели меня в шоковое состояние, я обратился к начальнику лагеря с просьбой освободить меня от этой работы. Но меня успокоили, мол всё наладится, привыкнешь, приспособишься. Так я стал работать с з/к, единственный врач без юридического срока.

Несколько эпизодов первого дня работы в амбулатории з/к. Молодая женщина (19–20 лет) обратилась по поводу ожога тыльной поверхности кисти. Осмотрев, я дал указания, что делать. Больная внезапно повернулась ко мне спиной, подняла юбку и показала голую попу. Ожог был вызван лютиком (цветок) с целью отклонения от работы и попадания в мужскую зону, где как раз и находилась амбулатория.