Шрифт:
Рушпет молчал.
– А откуда вы их брали, десять тысяч, для Бру, если зарабатывали десять тысяч в год?
– Я работал. Я дополнительно зарабатывал статьями, докладами. Я платил эти деньги Бру, но я и моя семья голодали... Да, мистер, голодали!..
– Вы не станете отрицать, что в это же время вы себе купили дорогой автомобиль?
– Мне его подарили.
– А дача в Палм-Бич?
Рушпет испуганно посмотрел на Дрэйка.
– Она не моя,- тихо сказал он.
– Вы хотите сказать, что так как профсоюзному деятелю неудобно покупать роскошный автомобиль - как бы чего не подумали рабочие,- то он просит друзей разыграть фарс подарка. А дачу в Палм-Бич покупает за свои деньги на имя отца жены и заставляет его подарить жене. Итак, сколько вы заработали за эти два года?
– Ну, тысяч... За два года?.. Тысяч... тридцать.
– Вы врете, великий Пат Рушпет... Можете своей благообразной личностью и болтовней обманывать доверчивых рабочих, но меня не проведете, я вас знаю. Уплатите нам сейчас же шестьдесят тысяч долларов и в дальнейшем каждое первое декабря вносите по десяти.
– Убейте, у меня нет таких денег!
– А если я вам докажу, что вы заработали больше тридцати тысяч долларов за два года, вы заплатите? О, неподкупный Пат Рушпет!
Дрэйк встал и заходил по комнате, чувствуя себя Наполеоном. Он заучил факты, собранные рабочими, и будет цитировать их на память, но есть еще и фото...
– Но я бедняк, бедняк!
– твердил Рушпет.
– Сколько вы получили за срыв стачки на заводах Ридерса?
– спросил Дрэйк.
– Я? Клевета! Я боролся!
– Да, вы чисто работаете под "папашу" рабочих.- Дрэйк вдруг разозлился и сердито закричал: - Только благодаря махинациям ты, Пат, ловко сумел продавать рабочих оптом и в розницу и нажил на этом бизнесе пятьдесят тысяч! Брось разыгрывать передо мной наивного! Не на того напал. Сам такой, и меня не проведешь. Где у тебя счетная машинка? Крути пятьдесят тысяч!
– Но это ложь!
– Я ведь не засчитываю те тысячи, которые ты получил за предательство в профсоюзе "индустриальных рабочих мира" много лет назад.
– Что вы болтаете!
– испуганно воскликнул Рушпет.
– Ты сговорился с заводчиками и убил полисмена. Это дало властям случай разогнать забастовку. На суде ты свалил это убийство на рабочего. Чистая работа!
– Чего вы от меня хотите?
– Клади на счетной машинке пятьдесят тысяч. Вот...- и Дрэйк вынул из портфеля и бросил на стол пакет,- вот фотография твоей расписки в получении пятидесяти тысяч.
– Подделка!
– закричал Пат Рушпет, держа в дрожащей руке фотографию.
– А вот фотодокумент.- И Дрэйк бросил на стол фото.- Ты получаешь деньги от Ридерса.
Рушпет вне себя схватил фотографию.
– Ничего не понимаю,- сказал он,- ничего!
– За поставку штрейкбрехеров во время забастовки на военных заводах и фабриках Армстронга ты получил по двадцать долларов с головы - сто тысяч долларов.
– Неправда...
– Сбрасываю двадцать тысяч твоим приспешникам. Щелкай восемьдесят тысяч.
– Но это много,- упавшим голосом сказал Рушпет и отложил на счетной машинке восемьдесят тысяч.
– За выдачу пяти рабочих - вожаков коммунистов - на заводе Шнеера, шестнадцати коммунистов на заводе Бимас, тридцати у Чаверса и за проданные фабрикантам забастовки рабочих, составление черных списков рабочих, для которых закрыт вход на все фабрики и заводы, за фальшивый материал для суда над коммунистами...
– Тсс...- прошептал Рушпет. Бледный и дрожащий, он подошел к дверям и прислушался, затем запахнул гардины на окнах. Челюсть у него тряслась, и он удерживал подбородок рукой, делая вид, что трет его по привычке.- Сколько?
– сердито крикнул он.
– Всего за два года ты выдал семьсот шестьдесят двух рабочих-вожаков... За твою агитационную деятельность в пользу Атлантического пакта и новой войны...
– Сколько денег, сколько денег?
– нетерпеливо закричал Рушпет.
– С головы по тысяче долларов, а всего...
– Нет, нет, нет! Сколько вам, черт возьми, надо? Вам?
– Я сказал: шестьдесят тысяч.
– У меня нет таких денег,- тихо сказал Рушпет и грузно сел в кресло.
– Я тебе напомню. Твоя вторая жена из Кубы, которая сейчас живет во Флориде и о которой твоя первая жена не знает,- а если узнает, то тебе не видеть больше дачи в Палм-Бич и фермы в Оклахоме,- так вот, пусть эта вторая жена выпишет мне чек на тридцать тысяч долларов из твоих пятидесяти, которые у нее хранятся. И, кроме того, ты дашь мне акции сталелитейных заводов, газоэлектрической компании и нефти на тридцать тысяч. Агентство Пинкертона все знает.
Рушпет сидел с открытым ртом и шумно дышал.
– Ведь акции повышаются,- сказал он,- это нечестно. Я заплачу вам через месяц.
– Ты сейчас же позвонишь маклеру и прикажешь прислать акции сталелитейных заводов.
Рушпет вскочил, сорвал воротничок и забегал по кабинету:
– Откуда все известно, откуда? Шестьдесят тысяч! С ума можно сойти! А если я не дам? Убьете? черта с два! Меня ценят. У меня личная охрана, связи! Вы не выйдете отсюда живым!
– А зачем нам тебя убивать? Ты же знаешь, как газеты падки до скандальчиков. Ради сенсации газеты даже сенаторов не жалеют, а на твоем деле газеты сделают большой бизнес. А уж если это разоблачение коснется твоих коллег и покровителей, они же сами расправятся с тобой. Да еще как! Ну что, по рукам?