Его рот жестко опустился на ее губы, язык глубоко проник в ее рот, затем он убрал его только для того, чтобы погрузить снова и снова. Каждый раз, входя в рот девушки, он притягивал ее к себе. Обхватив руками ее ягодицы и прижимаясь к ней бедрами, он двигался в ритме, который, как он знал, ее тело узнает и воспримет.

Теодосия тоже начала двигаться. К нему, с ним, в ритме, который он установил; она трепетала, дрожала, покачивалась.

Роман почувствовал, как она обмякла в его руках, не отрываясь от ее губ, он поднял ее с земли и — поставил на повозку, отстранившись, погладил лоб кончиками пальцев.

— В этом мозгу тысячи вещей. Уроки, которые вы не забыли. Пришло время усвоить еще один: где жар — там огонь, мисс Уорт. Который обжигает, — и просунул пальцы к ее груди, обвел затвердевший кружок соска, — и вот здесь тает.

Все еще дрожа от неутоленного желания, Теодосия смотрела, как он садится в седло и выезжает на дорогу. Ей отчаянно хотелось выкрикнуть какую-нибудь сокрушающую реплику, которая бы закончила столкновение в ее пользу, но впервые в жизни слова покинули ее.

Роман Монтана разбил ее наголову.

Запихнув в свой спальный тюфяк всю одежду, привезенную в Техас, Теодосия все равно чувствовала под собой каменистую землю. Не склонная к ругательствам, сейчас она испытывала такое раздражение, что несколько колоритных эпитетов так и рвались с языка.

В нескольких шагах, напротив костра, сидел на своем тюфяке, прислонившись к стволу березы, Роман и наблюдал за ее борьбой.

— Что-то не так, мисс Уорт? — Он положил листок бумаги, который изучал, и сунул карандаш за ухо.

— Что-то не так, мисс Уорт? — повторил Иоанн Креститель и выплеснул воду из клетки. — Где жар, там огонь, мисс Уорт.

Теодосия изогнулась, отстраняясь от камня, впившегося ей в бедро, тут же другой вонзился в бок.

— Вы выбрали это место специально назло мне, мистер Монтана. Мы проезжали множество поросших травой полей, устланных листьями лесов и цветочных лугов, и все же вы намеренно остановились на ночь здесь, в этой… этой набитой булыжниками яме.

— Набитой булыжниками? — Роман прищелкнул языком. — Какой неудачный выбор слов, мисс Уорт. Здешние камешки не больше моего кулака. И это не яма, а высохшее речное русло.

— Что бы там ни было, вы постарались отыскать для лагеря самое непривлекательное место, какое только возможно. И, уверяю вас, я знаю, почему вы сделали это.

— Ничуть в этом не сомневаюсь. Вы знаете обо мне почти все, не так ли? — Он снова взял бумагу, на которой были записаны суммы сбережений, имеющихся у него в восьми разных городах.

— Вы не только задеты тем фактом, что я узнала немного о вашем прошлом сегодня утром, но также хотите доказать, что не испытываете в отношении меня никакого уважения, — продолжала Теодосия, все еще ерзая на своей бугорчатой постели. — Вы прекрасно знали, что я просто не смогу уснуть на камнях…

— Спали бы в повозке.

— Там слишком мало места, и вы это знаете.

— Тогда встаньте и расчистите место от камней.

— Я уже пыталась выполнить процесс элапидации, но безуспешно.

— Элапидации?

— Элапидация — расчищение камней.

Он чуть не рассмеялся. У этой женщины имелось мудреное слово для каждой простейшей вещи!

— Под одним слоем камней лежит другой, — сказала Теодосия, — затем еще и еще…

— Когда-то здесь протекала река, она называлась Каменным Ложем.

— Крайне подходящее название, — вконец раздосадованная, Теодосия села и отбросила волосы с лица. — Не может быть, чтобы вам было так удобно. Он набрал часть камешков и, один за другим, побросал их в сторону Теодосии. Когда закончил, они выстроились в аккуратную горку у ее колен.

— Камни не помеха. Я спал на них и раньше, и, скорее всего, буду спать в будущем. Кстати, почему вы спите в этой толстой ночной рубашке? Здесь, должно быть, градусов девяносто. Вам не жарко?

Иоанн Креститель выплеснул еще немного воды.

— Я переспал со своей первой шлюхой, когда мне было четырнадцать, — объявил он, — и продолжаю заниматься этим по сию пору.

При словах попугая Теодосия закатила глаза и похлопала по бархатным ленточкам, стягивающим ночную рубашку.

— Нет сомнений, вы бы хотели, чтобы я спала обнаженной, мистер Монтана.

— Ни малейших, мисс Уорт.

Роман Монтана олицетворял подлинное определение слова «распутник», подумала она, борясь с гневом и желанием. Как только появлялась возможность обсудить или заняться чем-то, имеющим отношение к чувственности, он моментально хватался за нее.