Шрифт:
— Успокойся, милая, — проворковал он, когда она потянулась к нему. Нежно улыбаясь, он приподнял нижнюю часть тела девушки, просунув руки под поясницу, и подложил подушку под ягодицы.
Быстро вытянулся на ней и пропустил пальцы через роскошные золотые волосы; удерживая ее ясный взгляд, скользил своим телом до тех пор, пока не почувствовал, что подбородок ощутил мягкую шелковистость бугорка женственности.
Взглянув на него, Теодосия увидела, что его густые угольно-черные волосы рассыпались по ее белым ногам, и это зрелище поразило ее, как самое 1чувственное средство, которое она когда-либо испытала: дыхание вырывалось судорожными толчками, тело дрожало в безмолвной мольбе.
Роман опустился ниже, положив руки на бедра, приподнял ее ноги так, что колени коснулись его писков.
Теодосия ахнула от резкого наслаждения, почувствовав его язык в своем пульсирующем входе. Роман. Роман. Это имя звучало в висках, как песня, увеличивая блаженство, бешено нарастающее внутри нее.
Не отдавая отчета, где находится и что с ней происходит, подняла ноги к груди, помогая Роману в его попытке открыть ее полностью; вытянув руки вдоль бедер, вцепилась в его плечи, не почувствовав, что царапает спину.
Какое-то мгновение он лишь изумленно смотрел на ее ноги, лежавшие у него на груди, — подобная гибкость не только поражала, но и открывала беспрепятственный доступ к женской сладости.
Поза и сила страсти, соединившаяся в них, придавали ему еще большую решимость довести ее до высшей точки экстаза; язык скользнул вверх, совершая нежные и в то же время требовательные движения по бархатной плоти. Ощущение… вкус… запах… Все в ней было изысканным и совершенным — Боже, как ему хотелось доставить удовольствие этой прекрасной женщине! И раздумывая над желанием продолжить ее наслаждение, он чувствовал, что завершенность важнее для него, чем для нее.
Он провел языком по крошечной выпуклости внутри женской плоти, через мгновение ощутил первый трепет наступающей кульминации, отмечая, как блаженство разливается по ее лицу.
Теодосии казалось, что наслаждению не будет конца; даже достигнув вершины, оно продолжалось еще некоторое мгновение, заставив ее неистово извиваться под уверенным прикосновением Романа. Наконец оно начало мягко спадать, оставляя девушку в состоянии полного и совершенного удовлетворения.
— Спасибо, Роман, — прошептала она. Открыв глаза, посмотрела на него и улыбнулась.
Положив голову ей на бедро, потянулся, лаская грудь; и только почувствовав, что ее дыхание восстановилось, мужчина заговорил.
— Не было больно, когда вот так подняла ноги? — спросил он, ужасно заинтригованный тем, как это можно делать такое, не испытывая ни малейшей боли.
— Йога, — мечтательно ответила она. — Индусская теистическая философия. Система упражнений, если хочешь, — для достижения телесного и умственного контроля и благополучия: в нее включается много упражнений, и за годы занятий приобретаешь основательную гибкость.
Роман не совсем уяснил, что такое эти индусские упражнения, но про себя отметил, что индусы, вероятно, также весело занимались любовью, как и тибетцы.
— Я поцарапала тебя, — сказала Теодосия, заметив длинные красные отметины на его плече. — Извини.
— Не стоит. — Он лег рядом с ней, заключив в свои объятия.
Его плоть, словно огонь, обжигала ее кожу, и тогда она поняла, какой ценой достигнуто ее удовлетворение.
— Ты остался в крайне возбужденном состоянии, Роман.
Затаив дыхание, он гадал, не предпримет ли она что-нибудь, но в следующую секунду отбросил эту идею, подозревая, что она откликнется на любую его просьбу, однако все инстинкты предупреждали — девушка сегодня не готова ни к чему другому. Он нежно прижался в поцелуе к ее лбу.
— Быть в таком состоянии не ново для меня, Теодосия. «Особенно с тех пор, как встретил тебя», — про себя добавил он.
— Я могла бы… хотя и не уверена, как это возможно, если бы ты показал мне…
— Нет. — Он прижал ее крепче, раздумывая над ее милым предложением. Другие женщины, которых он знал, только требовали и брали у него, никогда и ничего не предлагая взамен.
Теодосия оказалась первой, он снова поцеловал ее в лоб.
Нежный поцелуй усилил ее привязанность к нему, снова вернув желание пройти с ним полный круг. Их союз был бы великолепен — она знала.
Девушка зажмурилась, вспомнив собственное заключение: Роман не может быть ее любовником, только другом и никем другим; и если забыть об этом, то никогда не увидит Лилиан, держащую ребенка.