Когда на моей окровавленной ладони удобно разместился маленький серебристый диск, похожий на батарейку от кварцевых часов, я подошел к Судзуки.

– Что это?

– Это… Это последнее достижение исследовательской лаборатории мистера Накамура. Подслушивающее устройство. Каждое ваше слово можно было слышать на расстоянии до пятидесяти километров. Очень удобно, при определенных обстоятельствах. Я поставил его, чтобы господин Сорокин был в курсе всех ваших действий.

Кажется, я опять заржал. От облегчения. Вернусь домой, буду Макарова полгода бесплатно поить. Во искупление. А ему даже знать не обязательно, что я расплачиваюсь с ним за то, что записал его в Иуды.

Честно говоря мне очень хотелось оставить эту штучку у себя, но из соображений безопасности пришлось ликвидировать электронного шпиона размозжив его прикладом. И едва эхо удара отзвучало под каменными сводами, как чья-то голова перекрыла поток благословенного света, падающего из расстрелянной мною дыры, и осведомилась:

– Эй, есть тут кто живой?!

Витьку увозили на вертолете санитарной авиации. Узнав, что с ним произошло, медики только озадаченно качали головами, от комментариев отказывались и прогнозов не делали. Когда винтокрылая машина, обдав нас жесткими воздушными струями, унеслась в направлении не видимого отсюда сахалинского берега, мы еще долго стояли на ровной зеленой площадке, провожая ее глазами.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – стиснув кулачки, забормотала Ольга, – Он обязательно поправиться, обязательно.

Я хмуро взглянул на нее и задал самый дурацкий вопрос, который только можно было задать.

– Ты его любишь?

– Конечно, – жена озадаченно захлопала ресницами, – Как можно не любить Витьку?! Он такой душка…

– Я не то имею в виду. Отвечай мне прямо, как на исповеди: ты его любишь?!

Наверное, что-то в моем голосе насторожило супругу. Она внимательно посмотрела мне в глаза и вместо ответа спросила:

– Что ты имеешь ввиду? Объясни!

– Да чего тут объяснять! – взорвался я, – Тебя русским языком спрашивают: любишь ты его? Как женщина мужчину, как Джульетта Ромэо, как Офелия Гамлета, как… Черт, ну неужели не ясно?!

– Теперь ясно, – голос Ольги окрасился в безжалостные тона, таким только и рубить опостылевшие семейные узы, – Неясно только, почему ты об этом спрашиваешь? Ревнуешь? К Витьке?! Ты с ума сошел!!!

– Да, сошел!!! Сошел, как только увидел, что вы целуетесь на нагретом камушке, когда я вперед умотал. А потом имел дурость вернуться не вовремя!

– Господи, ты это видел… – и тут Ольга начала истерически хохотать, повергнув меня в замешательство, – Дурачок, ты даже не понял!

– И что я должен быть понять?

– То! То, что Витька меня не целовал, а искусственное дыхание мне делал! Я последняя шла и в трещину с водой провалилась. Да такую узкую! Вошла туда как в мое голубое платье, которое купила на распродаже и только дома обнаружила, что оно на три размера меньше. Втиснуться втиснулась, а вот вылезти не получалось. И глубина-то там курам на смех, над головой у меня всего несколько сантиметров воды было! А что толку? Стою, пошевелиться не могу, только глазами хлопаю. Как лягушка, ей богу! Хорошо Витька вовремя оглянулся, а то я уже захлебываться начала. Вот он меня и откачивал, пока муж неизвестно где шлялся и неизвестно что думал!

– Хорошо, – не сдавался я, – А в пещере ты ему тоже искусственное дыхание делала?!

– А в пещере я его поила.

– Что? Что ты делала?

– Поила. Он последние два дня пить отказывался, чтобы мне воды больше доставалось. Вот и пришлось так его поить. Наси-и-ильно…

И Ольга подозрительно шмыгнув носом, залилась слезами, которые теперь текли легко и свободно, потому как первое, что она сделала появившись на маяке – выпила полведра горячего сладкого чая. Вот теперь я его и расхлебываю, в смысле осушаю. Это мои губы ловят ее слезинки. Это мои глаза просят у нее прощения, потому как губы уже переместились к губам. Господи, как я счастлив! Черт побери, есть здесь на маяке свободная комната?! Можно даже без кровати…

В сгущающихся сумерках мы с Судзуки стояли в укромной бухте и ждали. Он – когда придет судно, которое переправит в Японию драгоценный меч, а я – когда он позвонит Сорокину и скажет, чтобы Дениса отпустили. Я не стал рассказывать Ольге о том, что сына взяли в заложники. Расскажу, когда все утрясется, устаканится и успокоиться. А пока меня можно было поздравить с маленькой победой: напирая на свое «железное честное слово», я потребовал у Судзуки, чтобы сперва моего сына передали Макаровским друзьям, а уж только потом он получит от меня меч. Условие было принято безоговорочно. И вот теперь я ждал, когда японец свяжется с Макаровым по своему спутниковому телефону и Сашка подтвердит мне факт передачи Дениса.

Шлюпка, вынырнула из мрака неожиданно. Гребцы молчали, но даже в темноте можно было разглядеть, что это не японцы. Ладно, ладно, пока мой сын в опасности я буду молчать, но потом… Нас ведь все равно ФСБ в оборот возьмет, и тут уж я молчать не стану! Только боюсь, что правде они как раз и не поверят…

Ну, наконец-то! Перебросившись парой слов со старшим на шлюпке, Судзуки набрал номер Макарова и передал телефон мне.

– Все в порядке, – услышал я Сашкин баритон, – Он у нас.

– Спасибо, Саш. Скоро увидимся.