Отец… Строгий, холодный, немногословный… Казалось, он был совершенно не способен дарить тепло и заботу. Конечно, Эмос заботился о семье, обеспечивал ее материально. Но разве этого достаточно?

Мишель хотелось вспомнить, что в детстве она любила проводить свободное время в кабинете отца, наблюдая за его работой, слушать его сказки на ночь, играть с ним во дворе, гулять в парке и вместе есть мороженое. Она хотела вспомнить заботливого отца, дарящего любовь и ласку, но у нее это не получилось. А все потому, что ничего подобного не было. Эмос Ланози не уделял внимания детям. Похоже, он считал, что этим должны заниматься мать и няня Нора.

Мишель вспомнила тот вечер, когда в первый раз после выписки из больницы увидела своего отца, и то состояние дискомфорта, когда она почувствовала на себе холодный и суровый взгляд Эмоса. Не только взгляд, но и все его движения заставляли ее сердце замирать. Понятно, почему София тряслась перед ним как осиновый лист. Она явно боялась сделать что-то не так и впасть в немилость.

Мишель посмотрела на болтающую без умолку мать, потом перевела взгляд на длинные ноги этой совершенно чужой женщины, ее прекрасную фигуру и решила, что, скорее всего, София до брака была моделью.

Видимо, размышляла Мишель, встретив Эмоса, ее мать поняла, что работать не обязательно, просто нужно уметь угождать. Вот и все. Потом, родив дочку, она перевалила все материнские обязанности на няню Нору и занялась собой…

— А вы видели платье из серого атласа и шифона в последней коллекции Пако Раббана?

Мишель закатила глаза и взглянула на брата, который замахивался клюшкой. Ударив по мячу, он с довольной улыбкой посмотрел, прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, как белая точка парит в воздухе на фоне голубого неба.

Потом Даниель взглянул на сестру и рассмеялся, когда та показала жестами, что сейчас повесится от скуки.

Но уже через десять минут участники игры и зрители разместились по гольф-машинам и начали двигаться ближе к лунке. Мишель слегка приободрилась — хоть какое-то разнообразие.

— Я сяду за руль! — Она запрыгнула на сиденье водителя и, не обращая внимания на мать, которая села рядом и не сводила глаз с дочери, принялась разбираться в управлении. — Черт, я не знаю, как эта штука работает! — Мишель подергала за рычажки.

— Может, я поведу? — спросила мать, показывая всем своим видом, что Мишель отнимает у нее драгоценное время.

— Мама! Черт подери! — Девушка снова подергала за рычажки.

— Не ругайся! Лучше уступи мне место, — процедила София, махая рукой уезжающим собеседницам. — Мы скоро будем! — крикнула она им вдогонку.

— Я не умею водить машину! — Мишель испуганно посмотрела на мать. — Если бы умела, то, наверное, вспомнила бы…

София молча пожала плечами.

— Мама… — Мишель схватила ее за плечи. — Ты говорила, что я попала в аварию… Так кто был за рулем?

Мишель смотрит в окошко машины на ночной Марсель. Тихо играет радио. Она чувствует себя счастливой. Прислонившись к холодному стеклу, Мишель ощущает, что ее пальцы сжимает крепкая мужская рука. Она улыбается, но не поворачивается к водителю и продолжает смотреть на ночной Марсель…

— Со мной кто-то был… Мужчина… да… — Мишель схватилась за голову. — Дорогая… — София хотела обнять дочь, но девушка оттолкнула ее руки.

— Я что-то вспоминаю…

Мишель напряглась. Она хотела заставить собственный образ, внезапно возникший в памяти, повернуться к водителю и посмотреть на него. Узнать кто он… Но тщетно.

— Мама, с кем я была в день аварии?

— Ты ехала на такси! — быстро ответила София, но Мишель не поверила ей.

— Что случилось с водителем? Мы были с ним знакомы? — настаивала на ответе Мишель.

— Вряд ли. Водитель был нетрезв и поэтому вывернул на закрытую на ремонт дорогу… Просто ужас! — София всплеснула руками.

— Что с ним сейчас?

— Отец потребовал для него наказания…

— ЧТО С НИМ СЕЙЧАС?! — Мишель перешла на крик, потому как поняла, что на мать действует только повышенные тона.

— Где-то в Нормандии на исправительных работах… — пролепетала София.