– Белые тапочки, - повторил я и покинул общество веселеньких стервятников, впрочем, не осуждая их: каждый кормится, как может.

Итак, самая главная проблема текущего дня была практически решена завтра в полдень похороны. Мое оптовое приобретение продуктов оказалось весьма кстати. М-да. Устроим поминки с теми, кто знал Лидию. Эх, Лидия-Лидия! Как же так? Эх-ма, жизнь наша! И устремляюсь на очередном частном авто в город, уже темнеющим в смурых сумерках.

Что и говорить, день выдался сумасбродным. Такое впечатление, что некая мрачная сила решила испытать меня на прочность. За что такая честь? Не ведаю, да знаю, что удары рока надо держать. В противном случае, теряется всякий смысл делать вид, что живешь.

Позже выяснится, что этот день был печальным, но и самым спокойным в моей продолжающейся молодой жизни. Этого не знал и поэтому чувствовал себя разбитым и утомленным.

Шаркая по сбитым ступенькам лестницы родного дома, вновь услышал телефонный трезвон в квартире и нервные вопли Илюши. Что за проклятие, взвился я, когда-нибудь этот наглый бедлам закончится или нет?

У двери страдал с ключами старенький сосед Павлин Павлинович Павлов, по прозвищу Павиан Павианович из-за пористой краснознаменной рожицы, похожей понятно на что.

– Чегось не открывается, мил человек?

– Сейчас, батя, - хрустнул ключом в замке и завалился в прихожую. Павлиныч, иди на кухню, - успел крикнуть, - помянем Лидию. А ты не ори, как ненормальный, - обратился к страдающему Илье и вырывал трубку из аппарата.
– Да?!

– Добрый вечер, - услышал голос и узнал его.

"Добрый вечер" - это надо было так попасть в масть, но сдержал свои бушующие чувства:

– Я слушаю, Мая?

– Я бы хотела с тобой встретиться, Слава.

– Зачем?

– Поговорить.

– О чем?

– Не хами.

Вечная борьба противоположностей: принцесса и нищий. Но почему принцесса мечтает о встрече с голодранцем? Какие на то причины? Покувыркаться на панцирной кровати? Нет. Поговорить по душам? Нет. Поведать некую страшную тайну? Вот это возможно.

– Хорошо, - говорю я, - приезжай ко мне.

– Лучше встретимся в ресторане "Метрополя", - говорит так, будто приглашает кушать пирожки с тушканчиками на углу Тверской и Ямской.

– Прости, - говорю не без пафоса, - у меня серьезные причины, чтобы сегодня быть дома.

– Какие причины?
– голос, где звенит на морозе ультрамариновая сталь.

Я отвечаю на этот вопрос - и девушка после коматозной заминки интересуется адресом.

– К нам в гости прибудет принцесса, - сообщаю новость Илюше.
– Веди себя хорошо. Договорились?

Тот увлечен пазлами и не обращает на меня внимания. Я топаю на кухню, где хозяйничает сосед Павлов: рубит колбасу на колесики и режет на куски черный хлеб:

– Лидия, вправду, померла?

– Павлиныч, этим не шутят, - открываю бутылку водки.
– Давай, помянем рабу Божью, - наполняю стаканы.
– Хорошая она была.

– Господи, вот дела какие, - морщится сосед.
– А как же Илья теперь?

– Спроси, что полегче, батя, - и заглатываю водку - и пью её, как воду.

Как ответить на вопросы, которые пока не имеют ответа? Остается только жить и верить, что жизнь сама найдет идеальное решение.

Скоро знакомое мне спортивно-буржуазное авто закатывает в наш пролетарский дворик. Я же сижу на балконе и по телефону обзваниваю всех, кто знал Лидию.

– Какое несчастье, - говорят люди, - такая молодая. Как же так? Почему?

Я отвечаю дежурными фразами и чувствую раздражение от общей бестолковости и слезливости. Такое впечатление: живые от дум, что тоже когда-нибудь падут питательными брикетами в землю, приходят в ужас и теряют последний ум.

Тем временем из авто выходит девушка Мая - она легка и модна. Осматривается, как звездолетчица, попавшая на незнакомую и опасную планету. Беспардонным окриком привлекаю её внимание - указываю рукой на подъезд. Чувствую: во мне корежится скверненький тушинский люмпен с множеством комплексов, да ничего не могу с собой поделать.

– Привет, - открываю дверь аристократической особе.
– Проходи и знакомься - Павиан... э-э-э... Павлин Павлинович, а это Илюша. Так мы живем, - говорю вызывающе.
– И так живет большинство граждан России.

– Прекрати, гражданин России, - морщит носик.
– И что в этом хорошего?

Я не успеваю ответить - на авансцену выступает Илья Шепотинник, артист театра имени себя. Осмыслив, что перед ним новый незнакомый человек, он принимается гримасничать, как обезьянка на плече укротителя, и городить зоофилософскую белиберду: