Капитан задумчиво посмотрел в окошко, за которым мелькали столбы, деревья, дома, магазины и заведения общепита.

— А что, если я, как будущая приемная мать ребенка, напишу это заявление? — вкрадчиво предложила похвально благородная женщина Анна.

— Лучше пусть это сделает отец ребенка, — заражаясь ее благородством, посоветовал Лазарчук. — И побыстрее! Вообще-то, поиск пропавшего начинается через трое суток после исчезновения, но в данном случае я лично приму меры к ускорению процесса. Пишите заявление, а поиски мы начнем прямо сейчас.

— Отлично! — Анна с облегчением вздохнула и сбавила скорость. — Фу-у-у… Ну и где ваша булочная?

— Действительно, где? — досадливо повторил капитан, проглотив рвущиеся с губ проклятия вместе с голодной слюной.

— Ленка, у тебя совесть есть? Куда ты пропала? Я тут один отдуваюсь за двоих! — возмущался Вадик.

Вернувшись в город, я честно собиралась заехать на площадку готовящегося форума, но тут позвонила Ирка и велела срочно катить домой. Ей нужна была моя квартира для какого-то глубоко приватного процесса. Какого именно, подружка не объяснила, сказала — не телефонный разговор. Эта формулировка меня насторожила — родилось страшное подозрение, что обманутая супругом дама решила отказаться от мужской ласки в пользу женской. Забегая вперед, скажу, что волновалась я напрасно. Для волнения нашелся другой повод.

— Вадюшечка, миленький, прости, у меня тут ЧП — женщину убили, а я случайно тело нашла, — извинилась я перед напарником.

— Тело нашла? Да, это серьезно, — подумав, согласился Вадик.

Сам он женские тела находит частенько, правда, не мертвые, а живые, но они отвлекают его от работы гораздо больше, чем меня — случайный труп.

Смекнув, что напарник уже не сердится, я нагрузила его поручениями:

— Вадь, будь другом, проследи, чтобы в пресс-центре постелили хороший ковролин и закажи десять буклетниц.

— Буклетницы — это кто такие? — живо заинтересовался он.

Наверное, вообразил себе длинноногих презентационных девушек с экстравагантными прическами в буклях.

— Буклетницы — это стойки для буклетов.

— А-а-а, ну ладно, закажу, — по тону Вадика было ясно, что красоток в буклях он заказал бы куда охотнее.

Беседовать о стойках напарнику было неохота, мы закончили разговор, и я вернулась к своим гостям.

— А так? Так похоже? — Ирка закончила рисовать сложную каляку-маляку и с надеждой посмотрела на Анку.

— Не очень, — в двадцатый раз ответила та и придвинула к художнице новый блокнот. — Давай тренируйся дальше!

Ирка, сопя, послушно склонилась над чистым листом.

— Язык не высовывай! — посоветовала я, с неодобрением наблюдая за подружкой. — Не ровен час, прикусишь, чем тогда болтать будешь!

— Ногами, — легкомысленно хихикнула Ирка, и ее стопы сорок первого номера прошлись в бреющем полете над телом разлегшегося под столом Филимона.

Кот, по звериной глупости не оценивший нависшей над ним — в буквальном смысле! — угрозы, даже не шелохнулся. Анюта поверх пышного Иркиного плеча заглянула в блокнот, вздохнула, протянула руку и молча перевернула страничку.

— Зря ты это все затеяла, — сказала я. — Плохо могут закончиться эти ваши каллиграфические опыты.

— По-че-му? — по слогам спросила Ирка, старательно вырисовывая загогулины хитрого вензеля.

— Потому что на языке протокола то, чем ты сейчас занимаешься, называется некрасивым словом «фальсификация», — с язвительной любезностью объяснила я. — То есть подделка документа. Карается лишением свободы сроком от пяти до десяти лет.

На самом деле я не знала, каково предусмотренное законом наказание по указанной статье, но не стала мелочиться, надеясь застращать начинающую мошенницу и отвратить ее от преступных замыслов. Однако Ирку перспектива отсидеть пятилетку-другую ничуть не напугала. Она весьма живо начертала очередной автограф, полюбовалась им секунду-другую, показала бумажку Анке и ответила мне:

— Так я же не для себя!

— Надеюсь, суд это учтет, — буркнула я и отвернулась.

К сожалению, мое вмешательство в текущий процесс запоздало. Пока я катила из Верховецкой, Анка успела наделать глупостей, возможные последствия которых меня лично здорово пугали.

У Анюты разыгрались родительские чувства. Гипертрофированный материнский инстинкт заставлял ее, во-первых, любой ценой защищать сына, во-вторых, заботиться о новообретенном внуке. Надо отдать ей должное, Анка изобретательно объединила эти задачи! Идея объявить любовником Маши Петропавловской и отцом Васеньки собственного дорогого и любимого мужа была по-своему недурна: таким образом Анюта, с одной стороны, выводила из игры Сашку, с другой — естественно адаптировала в семью Васеньку.

— Смотри, как здорово все получается! — настойчиво повторяла приятельница, огорчаясь, что я не приветствую ее замечательный план так же горячо, как Ирка, наша большая любительница кинематографических интриг и противозаконного чистописания. — Понятно же, что Сашка в его возрасте будет никудышным отцом, да и жены у него пока нет и не предвидится, что делает Васеньку наполовину сиротой. Хорошо это для ребенка? Ясно, что нехорошо. И для Сашки плохо, потому что в роли отца-одиночки ему будет гораздо сложнее устроить свою личную жизнь. К тому же не будем сбрасывать со счетов следствие, которому мой неразумный сын в качестве любовника Марии и отца ее пропавшего ребенка подозрительно интересен.