Я остолбенело смотрела ему вслед. Он, видимо, почувствовал мой взгляд и обернулся:

— Так мы едем в больницу или нет?

— Едем! — Я ожила и заторопилась следом.

Уже в машине по дороге в больницу я спросила:

— А ты правда майор Романов из Западного УВД?

— Конечно, нет! — ответил Алехандро, посмотрев на меня с откровенной иронией. — Где ты видела милицейских майоров, раскатывающих на джипах?

— Уфф! — Я не сдержала вздох облегчения.

В принципе я совсем неплохо отношусь к офицерам милиции, но у меня уже имеется один бойфренд в капитанском звании. Куда еще майора?

«А почему нет? Завела бы себе собственную армию! — поддел меня внутренний голос. — Вон у папы римского есть же своя гвардия? Есть! И у Президента нашего есть свой полк».

— А у тебя есть кто-нибудь? — Алехандро ворвался в мои мысли с неожиданным вопросом.

— И роты не наберется, — машинально ответила я с откровенным сожалением.

И осознала, что опорочила свою репутацию, только когда мачо закашлялся, поперхнувшись то ли смехом, то ли возгласом. Это помешало ему продолжить разговор, впрочем, я и не стала бы беседовать на интимные темы с малознакомым мужчиной, да еще таким нахальным! Поглядывая на меня искрящимися глазами, мачо весело похрюкивал, а я обиженно надулась, отвернулась к окошку и за переживаниями даже не заметила, как мы доехали до больницы. Я едва не забыла, зачем мы вообще туда отправились!

— Как зовут твоего инфарктника? — уже вылезая из машины, спросил Алехандро.

Я почесала в затылке. Поскольку я до сих пор не выяснила, кого именно из родственников бронетанковой бабушки умчала неотложка, имени и пола пациента я не знала. Но фамилия Маруськиного семейства была мне известна:

— Жане!

— Как? — удивился «Майор Романов».

— Жане! — повторила я, сделав отчетливое ударение на втором слоге. — Красивая фамилия, правда? Она адыгейская, но очень похожа на французскую.

Тут мне припомнилось, что Маруська наша именно так и представляется интересным ей мужчинам: Жане, Мари Жане. Имя, что и говорить, интригует. К тому же внешне Маруся типичная француженка — худенькая сероглазая брюнетка, ее горский темперамент легко сходит за галльский, и одевается наша красавица с парижским шиком.

«Даже не знаю, приятно ли будет увидеть ее в застиранной больничной пижаме пятидесятого размера», — с сомнением молвил мой внутренний голос.

По пути в приемный покой я подумала и решила, что это зрелище могло бы меня порадовать. Не только потому, что каждой нормальной симпатичной женщине заведомо приятно увидеть другую симпатичную женщину в смехотворном образе огородного пугала Страшилы — просто мне очень хотелось, чтобы пропавшая дурочка Маруська наконец нашлась.

Насколько плохо мы знаем самих себя и как мало понимаем планы мироздания! Когда через несколько минут выяснилось, что Маруся действительно нашлась, это нисколько, ничуточки, ну ни капельки меня не обрадовало.

Маруськина сестра Дахамиль, одной рукой придерживая сползающий с узких плечиков белый халат, нервно курила на лестничной площадке у входа в отделение интенсивной терапии. Дым, который девчонка выдыхала в форточку, сквозняком задувало обратно, и сизое облако над головой курильщицы добавляло объема ее взлохмаченным кудрям.

— Даша! — позвала я.

Она повернула голову на голос, но посмотрела сквозь меня, словно я тоже была прозрачной, как дымное облако.

— Дашенька, у кого инфаркт? — спросила я, подойдя поближе.

— Инфаркт у мамы, — безжизненным голосом ответила девчонка, затушив сигарету прямо о подоконник. — А у папы инсульт.

— Ничего себе! — брякнул Алехандро. — Чего так сразу-то?

А я уже догадалась, что маминым инфарктом и папиным инсультом беды семейства Жане отнюдь не исчерпываются:

— Это из-за Маруси?

— Маретой ее звали! — неожиданно окрысилась на меня Даша. — Маретой, ясно вам?!

Она сцапала болтающиеся бязевые рукава, закрыла ими лицо и глухо завыла. Под пальцами, прижавшими халатные манжеты, задрожали, как выпученные слепые глаза, две желтые костяные пуговицы с обломанными краями. Я не вынесла этого зрелища и тоже всхлипнула.

— Ты-то хоть не реви! — шепотом прикрикнул на меня Алехандро. — А ну, отодвинься!

Он крепко взял меня за талию (причем в этом не было ни грамма чувственности) и переставил в угол, как тумбочку или табурет. В углу просторной площадки до меня с большим комфортом помещался один раскидистый фикус в деревянной кадке. Я обессиленно присела на край дощатой емкости с почвогрунтом и сквозь завесу жестких фикусовых листьев, всхлипывая и кривя губы, уставилась на парочку у окна.

О чем они шепчутся, я не слышала, но видела, что Алехандро одной рукой обнимает Дашу за плечики, а другой размазывает по ее голове дымное облако. И Дашенька не вырывается, не дичится, а прижимается виском к выпуклому бицепсу мачо и что-то ему рассказывает.

«Очень душевненько!» — не выдержав, желчно буркнул внутренний голос.

— Цыц! — сказала я ему, великодушно подавив собственническую ревность (в конце концов, это не мой мачо. То есть пока еще не мой!). — Не будем мешать майору Романову!