– Так ты плакала, маленькая плутовка?
– еще ниже склоняясь к девушке и мгновенно меняя голос, зазвучавший какими-то особенными, горячими и вкрадчивыми нотами, переспросил маркиз.
– Тебе было жаль меня?

Глаза Лизы наполнились слезами, руки чуть-чуть приподнялись к груди и опустились бессильно. Маркиз понял это движение безграничной любви и самодовольно улыбнулся. Если бы не люди, она схватила бы его руку, поцеловала бы ее и прижала к сердцу в порыве бесконечной нежности и покорности.

– Ну, так я вознагражден за все мои страдания!
– шутливо воскликнул маркиз.

Грусть промелькнула на хорошеньком личике.

– Господин маркиз все шутит со мною...
– печально пробормотала она.

Слегка прищурившись и покачивая ногой в стремени, маркиз сверху пристально смотрел на девушку, как бы что-то соображая. Хищное и сладострастное выражение опять появилось в углах его рта.

– Я не шучу!
– сквозь зубы возразил он.
– Шутит сама Лиза!

Глаза девушки так раскрылись от удивления и негодования, что, казалось, покрыли собою все лицо.

– Я?
– вскрикнула она громко, забывая, что ее слышно на дворе.

Она сложила руки ладонями внутрь, как на молитве, и с укором покачала головой.

Маркиз по-прежнему загадочно и жестоко улыбался, глядя ей прямо в глаза и покачивая обтянутой ногой.

– Конечно, - медленно проговорил он, - если бы Лизе действительно было бы жаль меня, она давно перестала бы меня мучить!

На этот раз горячий румянец, несмотря на загар, густой волной залил не только лицо, но и шею и плечи девушки. Беспомощно и жалобно она взглянула на маркиза, и руки ее задрожали.

– Или, может быть, Лиза уже больше не будет меня мучить?
– еще тише, горячим шепотом, совсем склоняясь с лошади и не спуская с глаз девушки откровенно наглого взгляда, продолжал маркиз.
– Да?.. Не будет? Она не будет?

Губы девушки шевельнулись, она огромными глазами повела в лицо маркизу и вдруг побледнела.

– Да?.. Так не будет?.. Да?
– вился и обжигал ее жаркий шепот, от которого дрожало и ныло все ее молодое, сильное, страстное тело.

В глазах девушки все потемнело, все слилось в мутный зеленый круг, и видела она только его- прекрасного, недосягаемого, великолепного. Ноги и руки ее охватывала какая-то сладостная слабость, полные розовые губы сами собой безвольно приоткрылись навстречу поцелую, и полоска белых зубов блеснула между ними.

– Лиза!
– грубо и хрипло крикнул кто-то со двора.

Девушка вздрогнула, очнулась и оглянулась с испугом. Но маркиз, не давая ей опомниться, быстро проговорил нежно и повелительно:

– Приходи ко мне завтра вечером!.. Придешь, да? Девушка вся затрепетала.

– Лиза!
– еще громче и настойчивее крикнул тот же голос.

– Придешь? Придешь?
– совсем шепотом, но со странной и страшной силой повторил маркиз.

– Приду...
– шепнула девушка как бы во сне, повернулась и опрометью бросилась во двор.

Маркиз медленно выпрямился на седле и улыбнулся. Глаза его затуманились, и жестокая складка резче выступила в уголках губ.

Из калитки, тяжело ступая подвернутыми ногами, вышел высокий сутуловатый крестьянин, с черной худой шеей и маленьким, сплошь морщинистым лицом. В корявых пальцах он держал чашку молока и тарелку с хлебом.

– Господин маркиз желает напиться?
– спросил он, кланяясь непокрытой головой и подозрительно глядя в лицо маркизу своими маленькими слезящимися глазками.

Маркиз с брезгливым недоумением посмотрел на него, усмехнулся и, не отвечая на поклон, тронул лошадь так, что старик невольно посторонился.

– Нет, я раздумал!
– сквозь зубы, точно делая величайшее снисхождение, ответил маркиз и проехал мимо.

Старик остался на месте, держа в растопыренных руках свои молоко и хлеб.

Кучка крестьян собралась у ворот, и маркизу пришлось проехать мимо. Когда он проезжал, они молча смотрели на него, но когда он шагом повернулся к шоссе, тяжелый шепот пополз ему вслед:

– Убийца!..

Маркиз дрогнул, но не обернулся.

– Подлец!
– громче раздалось за его спиной.

Мгновенно вся кровь отхлынула от лица маркиза, и оно стало страшным. Одним движением он не повернул, а отбросил лошадь назад, на мгновение увидел перед собою ряд побледневших лиц и, не глядя, резко и ловко взмахнул хлыстом, хлестнул поперек первое попавшееся.

– Ай!
– раздался короткий крик удивления и испуга.

Струйка темной крови переполосовала худое черное лицо, и, растопырив руки, ослепленный, ошеломленный болью человек странно, как подбитая птица, закружился на месте и упал на руки.