– Уехал… – пролепетал кофиец, будучи не в силах оторвать взгляд от Мораддина, с вороватым видом оттаскивавшего тела патрульных к решетке сада кофийского посольства. – Уехал вечером, после того как пришел какой-то человек, по виду кочевник… Я больше ничего не знаю, ваша милость… Благородный Дагарнус взял с собой двоих телохранителей и сказал, что вернется после заката… И до сих пор не приезжал… Ваша милость, может вы, как… как друг мэтра знаете чего?..

– Если у него все друзья вроде нас, то благородный Дагарнус может вообще не вернуться, – ядовито ухмыльнулся варвар и, разжав пальцы, поставил привратника на землю. Вот проклятие, и тут неудача! И совсем уж скверно то, что за почтенным нобилем зашел некто, похожий на зуагира. Такие совпадения наводят на нехорошие размышления…

Впрочем, подумать время еще найдется, а сейчас надо любой ценой покинуть пределы Султанапура, ухитрившись при этом сохранить свою жизнь…

– Передай Дагарнусу, что заглядывал Конан! – приказал варвар. – Запомнишь?

– К-Конан… – отрывисто кивнул слуга, и пока искал, чем бы еще убедить наводящего дрожь приятеля хозяина в том, что у служек посольства короля Страбонуса память работает безукоризненно, и, поэтому убивать их ну совершенно излишне, страшный варвар и думать забыл о нем. А когда кофиец, вздрагивая и выбивая дробь зубами, шмыгнул за дверь, и с той стороны загремели замки и засовы, внимание Конана переместилось на Мораддина. Скрываясь в тени витой чугунной решетки окружавшей сад посольского дома, он с сосредоточенным и серьезным выражением на лице снимал одежду с только что убитых им городских стражей.

– Мародерствуем? – поинтересовался Конан, с интересом наблюдая как Мораддин стягивает с десятника широкие шелковые штаны, – или у тебя… э-э… другие намерения?

– А по морде? – прошипел полугном, бросая яростный взгляд на киммерийца. – Как ты собираешься выбираться из города? Скажешь страже, что тебе в Султанапуре стало скучно?

– А, старый прием! – махнул рукой Конан. – Проделывал я уже подобные штуки… Ну, ты знаешь.

Мораддин тем временем молча облачался в костюм десятника, а киммериец, по мере того, как затягивалась под подбородком тесьма на поясе штанов, спустился чуть ли не до пят кафтан, а тюрбан целиком накрыл голову полугнома, сел на землю и затрясся в беззвучном хохоте. Мораддин напоминал маленького сына десятника, решившего похвастаться перед сверстниками папашиной формой.

– Не нравится? – полугном развел руками и оценивающе оглядел себя. – И мне не нравится! Дурацкий маскарад, конечно, но что поделаешь, если в городскую стражу берут только долговязых олухов… Ладно, поехали к западным воротам, там увидим, что получится.

– Денег нет. А наших коней вывести за ворота Султанапура не получится. – сказал Конан, быстро переодеваясь. На рослом киммерийце одежда десятника сидела, будто сшитая по заказу. Он вскочил в седло и добавил: – Я-то хотел просто перебраться через городскую стену, а утром отнять у каких-нибудь караванщиков лошадей.

– Конокрадство? – пробормотал Мораддин, размышляя о том, как он будет забираться на лошадь, путаясь в длинном кафтане и то и дело поднимая с глаз чалму. – По законам Турана – смертная казнь без промедления или… двадцать лет каторги.

– Тогда лет… пятьсот за эти дни мы уже заработали, – обрадовано сообщил Конан. – Тебе помочь?

– Я сам, – буркнул Мораддин. – И кстати…

Он вытащил кинжал, нагнулся и не без труда выковырял из мостовой пару булыжников, а потом завязал их в оба края плаща.

– Это еще зачем? – удивился Конан.

– Увидишь, когда пригодится.

Подобрав полы кафтана, Мораддин высоко подпрыгнул, ухватился за седло и, подтянувшись, забрался в седло.

– Готов? – усмехнулся Конан. – Ну, поехали!

Цепь загадочных убийств заставила эмира поднять на ноги всю стражу города, гвардию и даже наемников. Почему-то Верхний Город охранялся менее тщательно, – считалось, что преступники должны скрываться именно в бедных кварталах, где легче смешаться со всяким сбродом и залечь на дно. Никому не пришло в голову, что убийца мог переодеться богачом, вельможей или купцом и благополучно отдыхать на каком-нибудь зажиточном постоялом дворе… Однако, по указу Хайберди-Шаха, покинуть Султанапур могли лишь люди, у которых было специальное разрешение, подписанное в канцелярии эмира. Прочие за ворота не выпускались, а особо настырных немедленно брали под стражу, без разговоров отправляя в городскую тюрьму, которая с незапамятных времен не была настолько переполнена.

Конану и Мораддину удалось успешно добраться до городских ворот. Они остановились в небольшом переулочке, который сворачивал на дорогу, проходившую через западные ворота.

– Что будем дальше делать? – прошептал Мораддин, а Конан, спешившись, осторожно заглянул за угол. Перед воротами расположился целый военный лагерь – стража, конная гвардия, какие-то деловитые личности в одежде простых горожан, но с оружием на поясах. На небольшой площади у ворот горели костры, стояло несколько палаток; дорогу перегораживали деревянные рогатки.

– М-да, они устроились надолго, – задумчиво произнес Конан. – Как же их оттуда убрать? Разве что напугать…

– Напугать?.. – Мораддин поскреб бородку. – Теперь твоя очередь думать, киммериец. Сколько можно выручать тебя?

– Напугать, – заворожено прошептал варвар, и вдруг широко улыбнулся. – Покушение… покушение на эмира!..

– Бездарно! У нас разве есть время покушаться на жизнь эмира? – фыркнул Мораддин.

– Глу-у-пый! – с нескрываемым удовольствием осклабился киммериец. – Слушай, что скажу…