– Мораддин, ты видел Дагарнуса в лицо или он платил за мое освобождение через своих поверенных?

– Конечно, видел, – последовал ответ.

– Тогда скажи мне, только честно, это – он? – киммериец указал на один из трех трупов, лежавших у стены. Мораддин, не колеблясь, прошел вперед, нагнулся, осмотрел тела и, повернувшись к Конану, утвердительно кивнул.

– Так, – только и смог сказать северянин. – Плакали мои денежки…

– Ты неисправим, – вздохнул Мораддин, вертя в руках подобранную стрелу с синим оперением.

Конан присел на корточки у стены, обхватил голову руками и с неподдельной мукой в голосе проговорил:

– Великий Кром, да что происходит-то? Почему все мрут, как мухи?! Я впервые начинаю думать о собственной смерти…

– Брось, – махнул рукой Мораддин. – Отобьемся, со мной не пропадешь!

– Да я и без тебя почти три десятка лет не пропал! – огрызнулся варвар. – Я просто хочу знать, что творится вокруг! Не может быть, чтобы Джафир был виновен в попытке убить меня, смерти мага, пятитысячника и теперь вот Дагарнуса. Его-то за что?

Мораддин тем временем обшаривал одежду кофийского посланника, убитого ударом кинжала в висок – способ, еще никогда не виденный варваром. Единственное, что удалось добыть у достойного мэтра – это кошелек с золотом, который полугном немедленно бросил Конану, чтобы тот хоть немного утешился. Зато у одного из телохранителей оказалась нетронутая огромная фляга разведенного вина. Напившись, Мораддин подошел к киммерийцу и сунул сосуд ему в руку.

– Пей вот лучше.

Варвар, отложив кошелек, схватил флягу и в несколько огромных глотков осушил ее до дна, даже не спросив, пил ли Мораддин. Выдохнув, он резко отшвырнул пустую баклагу и исподлобья посмотрел на своего спутника, а потом на стрелу, которую бывший капитан хэрда бросил на выщербленный, покрытый песком пол.

– Дай-ка эту штуку сюда, – Конан указал на стрелу, и когда она попала ему в руки, подозрительно посмотрел на оперение и потеребил крашеные синей краской перышки.

– Стрела-то зуагирская… – медленно проронил он. – Я такие видел в оазисе Баргэми. Все-таки это дело рук молодого шейха. И кувшин он, гад, забрал… Между прочем, Мораддин, а где твои вислоухие дружки? Ниорг мне, помнится, шамкал, будто поджидать они меня тут будут.

Полугном неодобрительно покосился на варвара, но ничего не ответил и, тщательно осмотрев пол, обнаружил, что края одной из старинных каменных плит неплотно прилегают к соседним. Вынув кинжал, он постучал рукоятью по камню, и по гулкому звуку понял, что под плитой пустота.

– Подождем, – буркнул Мораддин. – Если джавиды здесь, то должны откликнуться…

Договорить он не успел, ибо родичи Ниорга и в самом деле откликнулись, разве что не совсем обычным, на взгляд киммерийца способом. Плита начала медленно подниматься, сдвигаясь в сторону и открывая зиявший провал, а из темноты его показалось такое чудище, что даже попривыкший за годы странствий к подобным зрелищам Конан, выругавшись на родном наречии, вскочил и, выхватив меч, попятился к выходу. Мораддин, и тот отступил на несколько шагов, изменившись в лице при виде невероятно безобразного черного чудовища. Ребристый костяной панцирь полностью закрывал темное тело, а из-под переднего края его высовывалась небольшая безглазая голова, которая, казалось, состоит из одних зубов – прямых, как кинжал, и длиной не меньше ладони; четырехпалые когтистые лапы вцепились в края отверстия. Монстр еще шире разинул пасть и, брызгая слюной, издал булькающее рычание. Неожиданно рядом с отвратительной тварью появилась знакомая носатая физиономия Ниорга.

– А, пришли! – обрадовано прошепелявил джавид и бесцеремонно оттолкнул водившего головой вправо-влево зверя. – Не бойтесь, он ручной. Да заткнись ты, чучело!

«Чучело» клацнуло зубищами, рык и шипение смолкли, а затем оно медленно скрылось под землей. О присутствии зверюги теперь напоминало только тихое поскребывание, доносившееся из провала.

– И много у вас таких… ручных?.. – сглотнув слюну, спросил киммериец, подходя поближе, но меч на всякий случай не пряча.

Ниорг выбрался из подземелья, сощурил маленькие глазки, превратившиеся в узенькие щелочки, и насмешливым тоном ответил:

– Ах, варвар, у нас под землей и не такое встречается…

– Да я знаю, – оскалился Конан, вспомнив человекообразного ящера-демона, которого джавиды натравили на него в день похищения Мирдани. – И все же, что это за дрянь?

– Вроде сторожевой собаки, как у людей, – небрежно бросил Ниорг. – Только посообразительнее и не линяет – шерсти нет.

Тут старый джавид, близоруко щурясь, оглядел зал, приметил Мораддина, и Конан, скривив губы, понаблюдал за трогательной встречей двух старых приятелей – Мораддин едва не расцеловал волосатого джавида, а тот, в свою очередь, готов был залиться от счастья слезами. Дождавшись, когда они успокоятся, Конан без обиняков заявил:

– Ну, хватит. К делу. Ниорг, дорогуша, ты в этой башне давно сидишь, и… гхм… песик твой?

– Как и обещал, дожидаюсь тебя или Мораддина со времени нашей последней встречи…

– Значит, должен был слышать, что стряслось прошедшей ночью или утром, – варвар кивком головы указал на три трупа, валявшиеся у стены. Ниорг мигом обрел серьезный вид, проковылял к телам и всмотрелся в их лица. Некоторое время он молча разглядывал Дагарнуса, а потом уставился на киммерийца, раскрыв рот.

– Это ты убил… его?