своим существованием блеск звезд.

Кондор вздрогнул.

– Измени ценности, замени комплекс стереотипов - продолжал дракон,

и дети, вырасшие в новом обществе, смогут находить общий язык с иными

расами. Потому что я не верю и никогда не поверю, что ксенофобия

генетически заложена в человека. Даже если так! Генотип можно изменить.

А вот вернуть погибшего нельзя, мальчик.

Ракшас тяжело опустил голову.

– Вернуть погибшего - нельзя.
– повторил он с болью.

Могучая машина мчалась к далеким горам. Вокруг нее завывал

холодный ветер, со стоном рвался воздух. В салоне царила тишина.

– Ты говорил, тебе двести сорок лет.
– наконец разорвал молчание голос

Файтера.
– Как это возможно?

Дракон ответил не сразу.

– Я всю сознательную жизнь провел в космосе.
– сказал он после паузы.

Я с рождения - дитя звезд. Я просто не могу жить без Космоса, я болен им.

Неизлечимо.

Грифон молча ждал.

– Тот, первый полет с Мантора на Тегом, я провел в анабиозе.

продолжил Ракшас.
– Однако за год до прибытия меня разбудила

автоматика. И я целый год был один в межзвездном пространстве. Наедине

с Космосом.

Горящие глаза закрылись.

– Это нельзя рассказать.
– просто сказал дракон.
– Это даже показать

нельзя. Только увидеть, ощутить, понять. Только самому.

Молчание.

– Я не в состоянии долго жить на планетах. Я становлюсь вспыльчивым,

агрессивным, рычу на друзей без всякого повода. Схожу с ума.
– Ракшас

открыл глаза и посмотрел на Файта.
– Сейчас как раз один из самых

сильных периодов, так что прости, если я веду себя как зверь.

Грифон промолчал.

– Здесь, на Тегоме, я не столь уж частый гость.
– продолжил дракон.
– И

лишь последние двадцать лет я никуда не летал из-за похищения Игла.

Нельзя же оставить стоивший стольких трудов проект на милость

неизвестных пришельцев...

Он помолчал.

– Я теряюсь в догадках. Столько веков все было мирно и спокойно, никто

не нарушал течение событий! Шли столетия, мои дети один за другим

покидали Тегом, отправляясь к соседней звезде на обучение... Первые

шесть Ариманов уже должны были достигнуть древней Галактики и

приступить к работе. И тут словно сговорившись, подряд следуют столько

необъяснимых событий!
– Ракшас тяжело вздохнул.
– Не стоило мне в

последний раз улетать на триста световых лет, не стоило...

Файтер щелкнул хвостом.

– Так вот каким образом тебе всего двести сорок лет!

– Конечно.
– кивнул дракон.
– Я родился четырнадцать веков назад, но

почти тысячу двести лет из них пропустил благодаря парадоксу близнецов.

Ведь зондер-кораблей у меня нет.

В салоне глайдера повисла тишина. Машина мчалась на северо-запад,

оставляя за собой лесистые степи и холмы, холодные озера и стада

животных. Файт и Кондор молча глядели вниз.

– Почему здесь так мало людей?
– неожиданно спросил юноша.
– Мы

видели только три деревни.

– В Утукмаце действует закон об ограничении рождаемости.

– Как?

Дракон молча коснулся кнопки. В боковой панели пульта открылась

дверца, откуда выехала небольшая белая коробка с красным крестом на

крышке.

– Открой и найди упаковку оранжевого цвета.
– посоветовал Ракшас.
– Там

написано, как.

Грифон и человек одновременно склонились над аптечкой. Кондор

нашел указанную коробочку и с удивлением прочитал:

– Норсульфат десперманит... Что за чушь?

Файт понял глаза.

– Это заклинание, Ракшас?

Дракон на миг отвернулся от управления. Огромные черные глаза лучились

смехом.

– Можно назвать и так...
– фыркнул он.
– Если бы твой отец проглотил

подобную таблетку перед брачным полетом, я лишился бы удовольствия

лицезреть одного замечательного грифона.

Файтер запнулся. Молчал долго.

– Почему же Игл так не сделал?
– глухо спросил он наконец.