Шрифт:
– Что он еще задумал, господи! – постанывал Сидор Макарович. – У контрразведки имеются подвалы, тюрьмы, но к чему же в Омск? Ох, лют, лют, капитан, спаси мя!
Анечка с презрением взглядывала на мерзостного дядю. Низкий и подлейший провокатор! За что он так выслуживается? Или получил от капитана те десять тысяч, которые просил от ее родных за молчание?
– Получили от капитана десять тысяч? – брезгливо опросила Анечка.
– Господь с тобой, Анечка! Какие десять тысяч? Пошутил я.
– Хорошие шутки!
– Да разве я хотел, чтобы тебя арестовали! Господи, господи! Ни словом, ни помыслом тебя не опорочил. И не давал агентурных данных на тебя в прошлом году. Машевский – отпетый бандит, и его надо было обезвредить, а ты-то кто? Лань господня, но не волчица лютая Прасковьюшка. К чему взял тебя капитан – ума не приложу. Если заложницею – зачем везти в Омск? На то имеется тюрьма! А ведь в Омск везет! Или куда в другое место? Ох, господи, господи! Что же такое происходит?
– Замолчите! Противно слушать! Никогда не думала, что так низко может пасть человек! Разве вы человек? Агент! Провокатор! Я бы вас убила за такое предательство! Лучше молчите!
Сидор Макарович отодвинулся к столику, налил воды из графина и выпил – жажда мучила…
Капитан с хорунжим долго обходил эшелоны с другой стороны.
– Смотрите внимательно, хорунжий, – предупредил капитан. – Это и есть те самые страшные вооруженные силы, использованные в Сибири для переворота. Видите, каков бронепоезд? А бронированные площадки с орудиями? Этот бронепоезд захвачен Гайдой в Омске вместе с орудиями, тремя броневиками и пятью аэропланами. Каково?
Ной во все глаза разглядывал страшный бронепоезд. На такую махину не попрешь в атаку с шашками и карабинами.
Не доходя до поезда Гайды, капитан остановился, закурил. Рядом никого не было.
– Слушайте внимательно, хорунжий, – начал капитан. – Я уезжаю и, вероятно, надолго. Если со стороны комиссара Каргаполова будут какие-либо провокации по вашему адресу, обращайтесь к полковнику Ляпунову; я с ним все обговорил в должной степени. В карательных операциях участия не принимайте. Ваша обязанность – охрана станции вместе с чехословацким эшелоном. Для пущей безопасности представлю вас командующему Гайде, и если Ляпунов потянет сторону Каргаполова, дайте телеграмму Гайде. Ясно?
– Понимаю, – кивнул хорунжий, хотя и ничего не понимал.
– Учтите: у Каргаполова при его отвратительном бабьем голосе хватка акулы. Опасайтесь полковника Дальчевского. Он вас просто может пристрелить. Это для него не вновь – натаскан в жандармской охранке.
«Опасную игру затеял, гад лобастый», – туго провернул Ной, чувствуя себя подавленным под напористым взглядом капитана.
– Сегодня же побывайте у Ковригиных, предупредите: Анна Дмитриевна свободна и поехала со мною не в качестве заложницы. Отнюдь! Главное, чтобы в контрразведке Каргаполова ничего не было известно. Ни в коем случае, если они не желают ее гибели. И про Сидора Макаровича знать ничего не знают. Если что-то дойдет до Каргаполова и кого-то из Ковригиных вызовут на допрос, могут сказать: приезжал капитан с протодиаконом с обыском по поводу квартирантов-совдеповцев – Рогова и Юргенсона. Но ни вашего имени, ни Анны Дмитриевны не должны называть. Урядника Сазонова предупредите, что я отослал вас на вокзал. Приструните его!
– Болтливый гад!
– В крайнем случае – уберите! – завернул капитан.
Легко сказать! Дело-то не шутейное!
– Хочу предупредить: опасайтесь Евдокии Елизаровны! Она еще с фронта завербована в агенты «офицерского союза», а там немалую роль играл Дальчевский.
– Какие могут быть разговоры с Евдокией Елизаровной! У ней сейчас одно на уме: прииски и золото.
– Вот и пусть занимается приисками и золотом. Пусть тешится сказками!
– Так оно и есть – сказки, – поддакнул Ной.
– Но у Юсковой – опасные «сказки»! – еще раз предупредил капитан. – Если она выудит что-то из вас, то не для потехи, а для Дальчевского. Да и поручик наш с тем же душком. Никаких отношений с ним.
– Я с ним ни разу не встречался, и не поспешаю к встрече.
– Именно так: не поспешайте! И лучше было бы переехать вам на другую квартиру. В доме миллионерши Юсковой вам делать нечего. Сейчас у нее начнется престольный праздник, и господ офицеров приглашать будет на званые обеды и ужины, а вам на этих приемах, думаю, опасно быть. За флотилией красных готовят погоню. Дальчевский поведет отряд на «Енисейске» и лихтере.
– Господи помилуй!
– Трудное положение, хорунжий! Очень трудное. Но не безнадежное, думаю.
Вот тебе и капитан белогвардейской контрразведки! Стало быть, и тот раз, когда ехали от тюрьмы, прощупывая Ноя, капитан вовсе не шутил с ним. Значит – не Каин, а сам Авель!
– Извините, господин капитан. Сумление у меня. По разговору понимаю так: вы не из серых и белых. А в тюрьме сидели при красных.
– Бывает, хорунжий. При необходимости всякое бывает, – ответил капитан. – Кстати, за капитана Голубкова я вам благодарен. Он шел по моему следу. Хорошо, что вы его шлепнули. А помогали ему, знаете, кто? Дальчевский, Евдокия Елизаровна и Леонова! Ну, Леоновой теперь нету. А вот Дуня живет рядом с вами!