– Того сказать не могу.

– Ваши же казаки оцепили перрон, когда чехи снимали с поезда арестованных!

– На перроне дежурил урядник Синцов. Говорил про арестованных, а куда их дели – того не знаю.

Каргаполов и так и эдак подкатывался к тугому хорунжему, но ничего не выудил, как из колодца, в котором отродясь не водилась рыбка. Рассердился.

– Так вы что же, воображаете, что Гайда защитит вас за дела в Гатчине?

Это уже иной коленкор!

– Про службу в Гатчине утайки не было, – поднялся хорунжий во весь рост: удары надо принимать стоя, как воину. – Про то известно полковнику Ляпунову и вам.

Блин Каргаполова снова расплылся:

– Бог мой! Чего с кем не бывало, хорунжий! Главное – служба сегодня. А вы отказываетесь. Как это понимать?

– Служить – служу, а к шпионству не сподобился.

– Ах, вот как! – поморщился Каргаполов, крайне недовольный щепетильным бородачом.

Предупредил, чтоб о состоявшемся разговоре никому ни слова, тем более чехам. Пожелал хорунжему доброго здоровья и проводил вон из кабинета.

У особняка Ной встретил Сазонова.

– Разве ты теперь здесь служишь, Михаиле Власыч?

Сазонов повел глазами – рядом никого, вздохнул:

– Тут, господи прости. От сотни Кудрина.

– Не знаешь, какого арестованного два казака с офицерами увели в тюрьму?

Сазонов дрогнул, засуетился, глаза в сторону, и, направляясь в особняк, бормотнул:

– Не знаю! Не знаю! – И – хлоп дверью.

«Паскуда подтощалая!» – плюнул Ной.

Улица дымилась пылью – проехал извозчик. Духота, жарища, собаки и те задыхаются, вывалив языки, а Ноюшке холодновато: нутро стынет. Вернется ли башковитый капитан Ухоздвигов? С ним было бы надежнее и безопаснее.

Утром, во вторник, Ной ускакал в слободу Кронштадт подыскать тайную квартиру для брата Ивана. У кладбища встретился с каким-то мужиком. Так и так, не скажете ли, у кого можно снять комнату, и чтоб коня было где поставить, и люди были надежные?.

Мужичок в ситцевой рубахе прицелился:

– В каком понятии «надежные»? По воровству, али по языку?

– От воровства сам оборонюсь!

– Справедливо сказано, господин офицер. Вора за руку схватить можно, а вот за язык попробуй!.. Для вас квартиру, или еще для кого?

Ной присмотрелся к мужику с высоты седла:

– Про то разговор будет с тем, у кого сыму квартиру.

– Задаток вперед будет?

– Само собой.

– За надежность по языку, господин офицер, платить придется дороже, – прищурился мужичок в полинялом картузе. – Ежли скажу: пятьдесят целковых за горницу и десятку за конюшню? В доме – хозяин и хозяйка. Глухая ограда, ворота замыкаются на замок. Кобель в ограде.

– Покажите дом.

– А вот тут, сразу за кладбищем, в Кронштадте. Самое тишайшее место.

– Стал быть, вы хозяин?

– Угадали.

Ной осмотрел ограду, конюшню, амбар, кладовку, горницу с тремя окошками. Места лучше и тише не сыщешь.

Хозяин – Мирон Евсеевич Подшивалов; хозяюшка – Мария Егоровна. Есть еще незамужняя дочь Устинья – фельдшерицей работает в городской больнице, и там же, при больнице, снимает комнатушку, чтоб не ходить ночами домой на окраину города в Кронштадт.

Хозяюшка выкатывала ржаное тесто; топилась русская печь. Ной с хозяином сидели у стола, прощупывая друг друга. Поговорил про погоду, наплыв беженцев, а про власть и переворот – ни слова…

– Издалека будете? – закинул удочку хозяин,

– Не из ближних.

– Вроде погода добрая будет?

– Погодье на погодье не приходится.

– Хоть бы уж что-то определялось окончательно.

– Пора еще не пришла. Солнышко в тучах.

– И то!

Ной поднялся.

– Ну, мне ехать надо. Фатера приглянулась. Как сказали – шестьдесят рублей. Буду здесь, нет ли, а горница за мною. Наперед уплачу за месяц. Дружок должен подъехать ко мне – здесь будет жить. К пятнице надо бы мне купить хорошего коня. Из казачьих бы. В цене не постою.

– На базаре навряд ли купишь, – усомнился хозяин.

– А если я вас подряжу съездить куда-нибудь в станицу?

– Отчего не съездить. Расходы токо.

– Оплачу сполна.

– Не керенками?

– Николаевскими.

– Добро. Когда деньги будут?

– Сейчас выдам. Триста хватит?

– Должно хватить. Как вас звать-величать?

– Господин хорунжий. Более никак.

На том и сошлись; деньги из рук в руки, и – молчок…

В тот же день Ной понаведался в Русско-Азиатский банк с иноземными бумажками, которые столь нечаянно попали к нему: принимают ли?