Передние машины затормозили около невысокого забора.

Дача Тюллера была наскоро подновленным домом, очевидно построенным в конце прошлого века его дедом или прадедом. Крутой спуск к морю — совсем рядом, а в сторонке — беспорядочное нагромождение выветренной коричневой осыпи.

Тюллер, ехавший в машине с дочерью и будущим зятем, широко распахнул калитку, приглашая всех заходить. Гости расступились перед молодыми, пропуская их в сад первыми. Фон Зонтаг весело шутил с осанистым полковником, розоватое лицо которого выражало готовность смеяться, если это приятно начальству, или плакать, если это ему еще приятнее.

— Смотри, — тихо проговорил Леон, стоявший чуть позади Тони.

Из глубины двора навстречу гостям вышел Штуммер, и тотчас следом за ним показались два автоматчика. Они стали по обе стороны калитки.

Да, Штуммер не терял времени даром! Родственные чувства Фолькенеца не мешали ему подумать о надежных гарантиях безопасности, тем более что один из почетных гостей — начальник гарнизона.

Тоня взглядом пересчитала гостей. Девять вместе с нею и Леоном. Фотограф, невысокий человек с беспокойным профессиональным взглядом, маячил в сторонке, не сливаясь с гостями и в то же время никого не упуская из поля зрения. У него на правом боку, поблескивая «молниями», висела большая черная сумка, в руках он сжимал фотоаппарат, время от времени нацеливая его то на одну, то на другую группу гостей и ничем не проявляя особого внимания к Тоне. Однако она заметила, как раздражает его то, что в объективе она оказывалась только рядом с Леоном.

Когда наконец, окруженная гостями, Тоня вошла в сад, вновь затеплилась, казалось бы, уже потерянная надежда. Сад был обширен и совершенно пуст. В глубине, за сараем, она успела заметить в штакетнике пролом, через который легко проникнуть во двор дачи со стороны берега. Двое часовых — это не непреодолимая преграда.

Ох, как жаль, что она не связана с Тюллером, — ведь в критическую минуту, может быть, удалось бы незаметно получить от него совет, если не действенную помощь.

Посредине большой гостиной стоял рояль, а вокруг — несколько кресел. В окна до самого горизонта виднелось море, подернутое мелкой сизоватой рябью. Вдалеке маячил сторожевой катер, в синеватом небе кружили чайки.

— Господа! — воскликнул вдруг фон Зонтаг, едва Тоня оторвала взгляд от моря. — Одну минуту внимания! Наконец-то Петреску представляет нам свою спасительницу! Разрешите мне первому приветствовать ее на торжестве нашего друга…

Он устремился к Тоне навстречу с протянутыми руками, и она ответно протянула ему руку. Запечатлел ли этот момент фотограф? Вероятно! Но, кажется, Тоню это занимало меньше, чем недобрый взгляд Зины, стоявшей рядом с Фолькенецем в другом конце комнаты.

Впрочем, она оценила тактичность поступка фон Зонтага: он невольно представил ее всем гостям сразу и отпала нудная церемония постепенных знакомств, которой она так боялась. В то же время фон Зонтаг своим жестом как бы взял Тоню под свое покровительство.

— Никогда не поверю, фрейлейн, в то, что вы русская, — сказал он, взглянув на Петреску. — В вас безусловно есть арийская кровь. Ваши волосы, цвет глаз… и, наконец, ваша преданность рейху!

— А какое поразительное чувство языка! — подхватил Леон. — Когда я однажды ошибся и сказал по-немецки что-то не совсем точно, она тут же меня поправила…

Леон, впрочем, и сейчас говорил по-немецки не очень правильно, часто путаясь в идиомах и даже в артиклях. Однако его шутливое признание вызвало общий смех.

На какой-то момент центр всеобщего внимания переместился к Тоне, и ей хотелось поскорее отойти от генерала, чтобы не усиливать раздражение Зины.

Тюллер тем временем куда-то исчез. Несколько раз с озабоченным видом появлялся Штуммер и снова уходил. Очевидно, на нем лежала немалая ответственность за этот вечер.

Фон Зонтаг подвел Тоню к Фолькенецу и Зине и начал веселый разговор о ста способах приготовления яичницы, при этом он то и дело поворачивался к Тоне, словно из всех, кто его окружал, именно ее избрал своей главной слушательницей. И как только его сухой профиль обращался в ее сторону, раздавался тихий щелчок затвора фотоаппарата.

Зина, казалось, совсем успокоилась. Время от времени она с улыбкой поглядывала на Фолькенеца, который явно старался держаться поближе к фон Зонтагу. Но у генерала несомненно были какие-то свои планы, связанные с новым назначением своего подчиненного.

— Господа, — прозвучал торжественно голос Тюллера, — прошу всех к столу!..

Двери в соседнюю комнату распахнулись настежь, и Тоня увидела широкий стол, покрытый иссиня-белой скатертью, сверкающий хрустальными бокалами. На больших блюдах разложены были закуски, а на отдельном, у стены, столике с мраморной доской — бутылки с коньяком, русской водкой, шампанским и другими винами.

Фолькенец и Зина сели во главе стола, рядом с невестой — старик Тюллер, по другую руку Фолькенеца занял место фон Зонтаг.

Тоня оказалась прямо против Зины, Леон сел рядом с нею, а свободный стул справа от Леона занял Штуммер.

Два официанта в белых куртках стояли по бокам столика с винами, держа в руках крахмальные салфетки, и ожидали, когда гости рассядутся по своим местам.

Теперь, впервые, Тоня могла рассмотреть лицо Тюллера. Несколько тяжелое, с крупными чертами и мясистым носом, оно как бы вовсе не отражало характера этого человека. Такой человек мог быть и добрым и отзывчивым, и жестоким и упрямым, и еще бог знает каким…