Так прошло несколько дней. Зорбас не отрывался от работы, не ел, не пил и таял на глазах. Однажды вечером я сказал, что госпожа Бубулина до сих пор лежит в постели, доктор к ней не пришел и она бредит, повторяя его имя.

Зорбас стиснул кулак и сказал:

– Хорошо.

На другой день рано утром он отправился в село и вскоре вернулся.

– Видел ее? – спросил я. – Как она?

Зорбас нахмурился:

– Ничего особенного. Умрет.

И быстро зашагал к горе.

Вечером того же дня он, не поужинав, взял свою трость и вышел.

– Куда ты, Зорбас? – спросил я. – В село?

– Нет. Прогуляюсь и вернусь.

Он направился к селу широкими решительными шагами.

Я чувствовал себя устало и прилег. Мысли мои снова стали блуждать по земле, пришли воспоминания, явилась горечь. Потом мысли мои некоторое время витали среди самых отдаленных идей, а затем возвратились к Зорбасу.

«Если он повстречается с Манолакасом, – подумал я, – свирепый критянин набросится на него и убьет. Все эти дни он сидел дома взаперти и только рычал. Показаться в селе ему было стыдно, и он все грозился „выпотрошить Зорбаса, как рыбешку“, если тот попадет ему в руки. Вчера в полночь кто-то из рабочих видел, что он, вооруженный, бродит у барака. Если нынешней ночью они встретятся, это кончится убийством…»

Я вскочил, оделся и поспешно направился к селу. Ночь была полна неги, влажная, пахло полевыми фиалками. Вскоре я уже разглядел во тьме Зорбаса, который шел медленно и выглядел уставшим. Время от времени он останавливался, смотрел на звезды, прислушивался, затем продолжал путь, и был слышен стук его трости о камни.

Он уже подходил к саду вдовы. Запахло лимонным цветом и жимолостью. И вдруг среди апельсиновых деревьев раздались, словно журчание воды, соловьиные трели. Соловей все пел и пел во тьме, и дыхание у людей замирало. Зорбас вдруг остановился, охваченный сладостной негой.

Но тут тростник изгороди задвигался, и его острые листья зазвенели, словно стальные пластины.

– Эй, кум! – раздался свирепый голос. – Эй, старый хрыч! Наконец-то я тебя дождался!

Мороз пробежал у меня по коже: я узнал голос.

Зорбас сделал шаг вперед, поднял трость и снова остановился. При свете звезд было ясно видно каждое его, даже малейшее движение.

Огромный верзила выскочил из тростника.

– Кто ты? – крикнул Зорбас, вытянув шею.

– Это я, Манолакас.

– Иди своей дорогой! Ступай!

– Зачем ты меня опозорил, Зорбас?

– Я тебя не опозорил, Манолакас. Ступай, тебе говорят. Ты – животное, но так уж судьбе было угодно, потому что она крива, разве ты сам того не понимаешь?

– Судьба не судьба, кривая не кривая, а я желаю смыть позор, – сказал Манолакас и заскрежетал зубами. – Этой же ночью. Нож у тебя есть?

– Нет, – ответил Зорбас. – Только трость.

– Ступай, возьми нож. Я тебя здесь ждать буду. Ступай!

Зорбас не двинулся с места.

– Испугался? – язвительно прошипел Манолакас. – Ступай, тебе говорят!

– К чему мне нож, Манолакас? – ответил Зорбас, мало-помалу распаляясь. – К чему? У церкви у тебя был нож, а у меня не было, но я, кажется, с тобой справился.

– Ты еще насмехаться вздумал? – взревел Манолакас. – Теперь тебе на руку, что я вооружен, а ты нет, и потому издеваешься. Сходи за ножом, негодный македонянин, и померяемся!

– Брось нож, а я брошу трость – и померяемся! – ответил Зорбас голосом, который дрожал от гнева. – Ну, давай, негодный критянин!

Зорбас махнул рукой, отбрасывая трость, и я услышал, как она упала среди тростника.

– Бросай нож! – снова раздался голос Зорбаса.

Ступая на носках, я осторожно подкрался. При свете звезд взгляд мой успел поймать блеск ножа, который тоже упал в тростник.

Зорбас поплевал на руки.

– Давай! – крикнул он и резко отступил для разгона.

Но не успели бойцы схватиться друг с другом, как я бросился между ними и крикнул:

– Стойте! Иди-ка сюда, Манолакас, и ты тоже иди, Зорбас. Постыдитесь!

Противники медленно приблизились. Я схватил обоих за правые руки:

– Пожмите друг другу руки. Оба вы молодцы. Помиритесь!

– Он меня опозорил… – сказал Манолакас, пытаясь вырвать свою руку.

– Опозорить тебя не так-то просто, капитан Манолакас! – сказал я. – Никто в селе в твоей отваге не сомневается. Забудь о том, что случилось на днях у церкви. Недобрый это был час. Что было, то было – забудь! А потом, не забывай, что Зорбас здесь чужой, македонянин, и тяжкий позор нам, критянам, поднимать руку на гостя, который прибыл в наши края… Так что пожми лучше ему руку, а затем сходим к нам в барак, выпьем вина и поджарим аршин колбасы на закуску – закрепим примирение, капитан Манолакас!