Наталья прижала ладонь к лицу, прикусила пальцы, с ужасом глядя на останки. Что это? Человек?! Настоящий человек, который умер здесь? Здесь?! Что-то коснулось плеча Натальи: скреб-скреб-скреб. Рогова почувствовала, что от ужаса не способна ни кричать, ни звать на помощь. Медленно, очень медленно стала поворачивать голову… Взглянуть на того, кто стоял за спиной и прикасался рукой к плечу, шее… Скреб-скреб-скреб.

Черная мохнатая лапа. Прямо на спине. Лапа!!! Наталья завопила так, что лабиринт должен был бы развалиться на части. Рванулась в сторону, больно ударилась ногой о выступ. Развернулась. Рыдая, поползла – спиной по стене – прочь от чудовища.

Паук. Огромный паук на нитке. Размером больше, чем грейпфрут. Черный. Мохнатый. С шевелящимися страшными лапами. И он только что сидел на спине у нее, Натальи. Касался ужасными волосатыми конечностями плеча, шеи.

Рогова чуть не сошла с ума. Она с детства панически боялась этих существ, даже меньших размеров. Девушка каким-то чудом вспомнила про автомат, сдернула его с плеча. Выстрелила раз, другой, третий. Не попала. Руки тряслись. Глаза не видели ничего, кроме отвратительных шевелящихся лап.

И вдруг насекомое перестало двигать конечностями. Замерло. Поехало на нити куда-то вверх. Исчезло в небольшом люке, на миг открывшемся в потолке.

«Муляж», – поняла девушка.

Она сползла вниз по стене, не выпуская автомат из рук. Согнула ноги в коленях, подтянула к себе. Замерла на месте, тупо глядя в стену. Потом не выдержала, заплакала. Спрятала лицо в ладонях.

– Зачем вы отправили меня сюда, Александр Владимирович?! – всхлипывала Наташа.

Кузякин не мог ответить на этот вопрос, а диспетчеры «Crazy Battle» – могли. Наверное, могли. Но не хотели.

– Зачем? – со стоном выкрикнула Рогова. – Это – не для женщин! Зачем? Почему? Да, может, я не умею резать по живому! Но у меня есть другие достоинства! Неужели их было мало?!

Никто не ответил несчастной измученной девчонке. Видимо, операторы клуба считали: все идет по плану. Может, за пятьсот долларов, которые отдала «Генри Федерер» за участие Натальи в игре, девушка еще слишком мало получила.

Утерев лицо ладонями, Рогова с трудом поднялась на ноги. Теперь она понимала, почему оказалась единственной представительницей слабого пола в этом чудовищном месте. Такая игра – для мужиков. Их хлебом не корми – дай вспомнить детство. «Пестики» и «пиф-паф». Стали взрослыми, но инфантилизм прет, все никак не настреляются… А Кузякин? Чего добивался? Подставить ее? Сделать так, чтоб сама написала заявление об уходе? Не дождется!

– Не дождешься! – вслух повторила девушка, поднимая с пола автомат и прижимаясь спиной к стене.

Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя.

– Не дождешься! Я сильная! Все выдержу…

Стены давили. Наталья чувствовала это физически: стены сжимались, прессовали ее «я». Деформировали и уродовали. Не хватало воздуха, чтобы дышать. Роговой казалось: воздух пропитан ненавистью, злобой, болью. А еще – смертью. Готовилось что-то страшное, чудовищное. Это – настигало ее. Подбиралось все ближе. До встречи с ним оставалось совсем немного.

Женщину невозможно обмануть. Есть вещи, которые она чует нутром, какие бы слова при этом ни звучали. Что-то, что живет внутри нее, просто дает ответ: это – вот так! И никакие разговоры не отменят подсказку внутреннего помощника.

Что-то ужасное приближалось к Наталье Роговой. «Берегись!» – шепнуло подсознание. Девушка нервно оглянулась и посмотрела в дальний конец коридора. Потом повернулась лицом в другую сторону, подняла автомат. Палец лег на спусковой крючок.

«Я выдержу…»

И в этот момент пол под ногами ощутимо вздрогнул. Стены качнулись.

Максим Ушаков выбрался в очень любопытный зал – двухъярусный, – когда пол вдруг уехал у него из-под ног. В это время парень находился на длинной открытой галерее, которая шла по периметру – по всему второму этажу огромного зала. Ушаков, поколебавшись, аккуратно подобрался к железным решетчатым перилам. Осторожно глянул вниз, пытаясь определить: есть ли в зале кто-то еще кроме него. Люди или роботы…

Никого. Чисто. Макс, не выпуская из рук автомата, стал подниматься на ноги, и в эту секунду мощный толчок чуть не отправил его с балкона вниз – на первый ярус. Ушаков успел схватиться левой рукой за перила.

– Черт! – ругнулся он. Лоб вмиг покрылся испариной. Игра – игрой, но так и на полном серьезе можно сломать шею. – Эй, вы там! Поаккуратнее нельзя?!

Это вырвалось у Максима раньше, чем он осознал: сильный толчок – что-то неожиданное. Форс-мажор, к которому не были готовы в клубе. Потому что в следующую секунду в зале погас свет, в ушных динамиках появился какой-то странный писк. До игрока донесся чей-то удивленный возглас, длинное ругательство.

Лампы стали загораться – одна за другой. Потом снова мигнули, но освещение все-таки включилось. Почему же внутри странный холодок, будто произошло нечто ужасное? Будто надвигается беда, и теперь уже невозможно исправить ситуацию?