– Что ты? – спросила я с недоумением.

– Иногда ты держишься и говоришь, как леди, – заметил солдат, – а руки у тебя крестьянские.

Я выдернула ладонь.

– Я никогда не была леди! Едем дальше?

– Говори – куда.

– Отпусти поводья, господин. Мы будем ехать, просто ехать и, может быть, нам повезет.

Постояв немного, конь неторопливо двинулся вперед. Прикрыв глаза, я медленно гладила его по шелковистой шее. Во мне росли радость и трепет предвкушения: сегодня я вновь увижу Его…

Остановился конь, и человек за моей спиной задержал дыхание. Тишина по-прежнему окружала нас, но тишина иная, звонкая, несущая в себе бремя будущего звука. Небо по-прежнему было серым, но стало как будто выше, словно белые ясные деревья подняли его на своих серебристых сильных ветвях. Здесь тоже была осень, но осень иная – печальная, щемящая, золотая осень ушедших веков…

Мужчина медленно втянул воздух сквозь зубы, словно ему стало больно. Всего миг назад Его не было, и вот уже Единорог смотрит на нас огромными лиловыми глазами – эти глаза снились мне ночами, мучая невысказанностью печали, мудрости и волшебства. Тихо рассмеявшись, я соскользнула с седла, пошла к нему, протягивая с мольбой руки: не уходи, останься, прими меня! Я с робкой жадностью коснулась Его трепетной кожи – о, какой нежной, бархатной кожи! – шелковых ноздрей, вздрогнувших ресниц, горячего рога… Он смотрел на меня, и в золотых зрачках Его плыло время…

Всадник застыл в седле, подавшись к нам всем телом. И на его жесткое лицо лег отблеск красоты – оно стало молодым, сияющим, нежным…

Единорог исчез так же внезапно, как и появился – растаял дымкой среди деревьев. Чудо осталось. Мой спутник улыбнулся мне навстречу быстрой, странной, изумленной улыбкой. Наклонился, похлопал коня по склоненной шее. Сказал негромко:

– Очнись, соня! Едем, девушка, здесь не место человеку.

Конь, почуяв путь домой, припустил резво, и всаднику приходилось его сдерживать. Далеко позади осталась роща Единорога, когда я услышала за спиной:

– Я видел его? Или это был сон?

– Не сон.

– И он смотрел на меня?

– Да. Загадал желание?

– Не знаю… в голове все смешалось… Но я, правда, видел его?

Я засмеялась:

– Да. Да!

На обратном пути мы вновь остановились у святилища. Солдат спешился. Задумчиво снял и бросил на камни драгоценный пояс, до того укрытый под плащом.

– Щедрый дар! – заметила я, отбрасывая назад спутанные волосы.

– Слишком щедрый даже за встречу с Ним? – мужчина взялся за луку седла, пристально глядя на меня. – Могу ли я что-нибудь сделать для тебя, девушка? Отыскать твоих родных, вернуть тебя домой?

Я качнула головой.

– У меня нет никого, кроме брата. Ни один дом не откроет мне двери с радостью. Я сирота и привыкла полагаться лишь на себя, господин.

– Сколько тебе лет? Как твое имя?

Его настойчивость встревожила меня, и я решилась на дерзость:

– Так много вопросов, чтобы накормить меня обедом? Если ты передумал…

– Я не передумал. Просто я могу дать тебе больше, много больше – твой дом и родных, которых ты, видно, позабыла.

– Я не умею разгадывать загадки, и лучше будет…

Он удержал меня властным движением. Сказал спокойно:

– Лучше будет, если вы не будете торопиться, принцесса Ана!

Странно, но сначала я узнала это прикосновение – горячее, бьющее током жизни. И лишь потом начала узнавать ЕГО. Я обмякла в седле, глядя в поднятое лицо Драгара и слушая топот приближавшихся копыт. Всадники налетели, закружили, загарцевали вокруг.

– Ваше величество, давно за полдень, мы думали…

Он поднял руку, по-прежнему не спуская с меня глаз:

– Мы искали волчонка, а поймали ласку! Поприветствуйте как должно принцессу Ану!

Молчание – а потом изумленный и торжествующий вопль. Принцесса – со спутанными волосами, в грязном поношенном платье, в растоптанных бесформенных башмаках… Но в поднятых на меня бездонных глазах короля не было и капли победной усмешки.

Мой голос мне самой показался чужим.

– Ты слишком великодушен, Драгар! Я не привыкла к таким почестям.

– Я знаю – и знает Он – кому их оказывать! – загадочно для своих людей, но не для меня, возразил Драгар.

Когда он поднялся в седло, я сказала вполголоса:

– И это твоя благодарность?

– Большая, чем ты думаешь, – отозвался он. И добавил, трогая коня, – в конце концов, я накормлю тебя обедом!

Я сбросила платье, служившее на протяжении лета почти единственной моей одеждой. Неторопливо, стараясь не думать ни о чем, кроме горячей воды и душистого мыла, вымылась и, завернувшись в простыню, подошла к пылающему камину.

…Щеколда загремела от сильного толчка, и в комнату ввалилась орава хохочущих юнцов из свиты короля. Они закружили вокруг, носками сапог с подчеркнутой брезгливостью подкидывая мои вещи, больно дергая меня за волосы, пытаясь то ли в шутку, то ли всерьез сорвать с меня простыню.